Array Сборник - Вечное возвращение. Книга 2 - Рассказы

Да, если курить не затягиваясь – много зря табаку и воздуха перепортить можно…

Сказалось вслух, а слушать-то и некому: Кронид Семенович в комнате сам один. Правда, бродит еще по ней дым – слепец ненужный, – на все натыкается, ну, так не без того, что и глухой он, – этакому все неинтересно. А что касается примуса – так тот, слов нет, – деляга, общественный деятель, но такому у одинокого и дела-то всего что молчать, а слушать он не любит.

А больше кого же еще посчитаешь? Вот разве шифоньер – хозяйственник угрюмый, только он совсем Кронидом Семеновичем не интересуется – беречь для него нечего. Откроешь ящики – поколениями пахнет. Всех покойничков припомнишь. И бабушку Дарью Петровну с камфорой да нафталином, и Липочку сестру, скупущую деву старую. От нее в том ящике наколка бисерная и флакон пустой одеколоновый век коротают. А ниже кисет и в щелках махорка – нипочем ее оттуда не выковыряешь – это уж братца – дрянной был человек, царство ему небесное. Чуть-чуть с голода шифоньер не продал. Не допустил Господь.

Есть еще зеркало – существо угодливое, беспамятное, всякое видело и все забыло. Забудет непременно и Кронида Семеновича. И как он по утрам оборочки на голове расчесывает, и что нос у него такой, будто кто пальцами с боков крепко сжал, подержал, сколько нужно, и когда отпустил – так и осталось, вышел обиженный нос. А от носа книзу усы пегие свесились, – разговаривать с таким не стоит, скучный человек.

Так уж положено: вечерком обязательно сидит Кронид Семенович за столом неопределенной профессии, курит и думает. И нет-нет да и сорвется какое слово, только это уже, конечно, для себя, чтобы в голове не пропало. Скажет и прислушается.

И есть у Кронида Семеновича слабость: любит он думать о разных хитрых вещах. Вот и сейчас вспомнилось, сказал как-то знакомый: не думай, говорит, Кронид Семенович, что всякую вещь измерить можно. К примеру, возьмешь, как полагается, аршин, прикинешь, да и запишешь, длину там, ширину или вот высоту. Выходит, по-нашему, и дело с концом. А ничего подобного. Это, говорит, просто, это и дурак сумеет. А вот для ученых есть еще такое, зовется четвертое измерение – вот то действительно! Если измеришь – большие деньги заработать можно. Факт. Раздразнил даже. Потом не то Иван Петрович Кудренков, фельдшер мозговитый, объяснял, не то сам в газете вычитал, будто в дыме это самое есть.

А как его схватить и проникнуть? Ведь вот – Кронид Семенович привстал за столом – дым-то весь петлями, и петля в петлю лезет и крутится, и, поди, каждая дыминка крутится. А, может, дело и не в том, что крутится?

И, садясь, сказал вслух:

– Ерунда это четвертое – нет его, а впрочем – игра ума.

Придвинул к себе книгу толстую – на первой странице чернилами выведено:

«Настольная книга обо всем, для отдыха».

Раскрылась книга как раз, где в заголовке стоит: «Из своего опыта». И хоть помнится, что там записано, а захотелось перечесть. Вот и прочел.

«Если прищемишь в дверях палец, сперва непременно ходить нужно. Все же скоро затоскует вся рука, и тогда все равно. Потом отпустит. И сделается ноготь угрюмым, и начнет съезжать, и ничем его не удержишь. Советуют воском залеплять, иначе новый вырастет корявым».

Ниже приписка:

«Если приспеет время с женой расходиться – лучше сразу, только никто так не делает, и долго жизнь друг другу травят, а на самом деле пустяк».

И хоть давно было, а как сейчас припомнилось. Пригрел тут одну, для здоровья, когда деньги были. Сперва Кроней звала, хозяйство затеяла, сына родила, а потом через год ушла вдруг, сказав на прощанье: «Не настоящий вы человек, Кронид Семенович, пишете, все чего-то думаете, словно аптекарь, а на молодость у вас внимания нет. Ударили бы хоть, что ли, или выругали, а то глядите, как в пустое место. Заскучала я у вас очень, позвольте уйти».

Он ей тогда очень благородно сказал:

«Бери с собой и размножение свое, козу там да сынка своего, что мне с ними делать? Полагаю, что сын твой и Кронидовичем-то стал для упрощения формальностей».

Собралась и ушла. Вот души бабьи! Что кукушкины брови, поди-ка разыщи их!

И стало тихо, и завелся другой порядок, как у всех одиноких. Со стороны слыхать было, что бедовала сперва, поденной прачкой даже ходила, а потом устроилась за трактирщиком одним. Этакая-то хазина, а ведь вот, поди ж ты, везет! Какие все партии завинчивает. Словно учуяла, что революция скоро и придется Крониду Семеновичу самому у племянника-коммуниста пригреваться. Нашелся такой благодетель. А уж если начистоту, то истинно – яблочко от яблони! И то сказать, мог ли у братца-то иной сынок народиться? Дрянной был человек, царство ему небесное!