Тогда Гоплинов пришел к варварски благородному решению: самоликвидировать живую силу дивизии, дабы она не поддалась слабости и сладким посулам противника, и, уйдя в подполье, организовать боеспособную часть из остатков честных военных. Тем временем в лесистых окрестностях Кижа я, как единственный надежный офицер, должен был действовать террористическими налетами, диверсиями и партизанскими вылазками, не давая развернуть застройку и колонизацию наших исконных земель.
Через час после военного совета в Форт-Киже генерал собрал вещи и бесследно исчез, а я той же ночью проник в арсенал, подключил установку самоликвидации, облачился в серебристый пластиковый комбинезон и без малейшего раздумья включил рубильник.
Переодевшись и выкурив в бункере сигарету, я вышел на улицу. На небе полыхала полная луна. Звезды пульсировали в черном колодце неба, словно наплывая на землю, но странным образом оставаясь неподвижными относительно крыш и деревьев. Со стороны озера поддувал зябкий ночной ветерок, перетаскивающий по асфальту шуршащие обрывки газет и перекатывая окурки. Не было слышно ни единой собаки из тех бесчисленных одичавших свор, что оглашали окрестности лаем и воплями потасовок. За последнее время я успел привыкнуть к тому, что ночная жизнь военного городка протекает более чем бурно. До самого рассвета здесь раздавались грубые крики пьяной солдатни, гитарные аккорды и визги непотребных девок. Теперь, как в старые добрые времена, стояла благочестивая тишина.
"Хорошо-то как, - подумалось мне. - Сейчас бы еще хоть какого-нибудь соловья".
У входа в бункер меня поразило удивительное зрелище: кучка одежды, накрытая каской, рядом с которой валялся автомат. Какие-нибудь десять минут назад эта кучка отдавала мне честь и обменивалась видами на погоду. Я отдал честь этому бывшему солдату, выполнившему свой долг до конца.
Весь следующий день и всю следующую неделю мне предстояло разбирать подобные тряпичные кучки, отбирать имущество, годное для повторного применения, уничтожать ненужное и готовить круговую оборону. В конце недели я принял первый неравный бой, изрешетив из пулемета милицейский автобус, а затем взорвав его ручной гранатой.
Случайно выжившему при этом судебному исполнителю Захаровой я оказал первую медицинскую помощь, перевязал раны и предоставил одноразовое питание. Затем я быстро, но основательно провел заседание военно-полевого трибунала в собственном лице, набросал приговор, зачитал его рыдающей женщине и выстрелил ей из пистолета в затылок. Партизанская война за Киж началась.
* * *
- Ну как? - Свербицкий напыжился, точно не он должен расстрелять своих слушателей, а они его. - Как вы полагаете, это может быть опубликовано?
- Так это все правда? - Филин скомкал только что исписанные торопливыми заметками листки салфеток. - Вы действительно уничтожили целую дивизию, а затем, взорвав милицейский автобус, расстреляли ни в чем не повинную женщину-исполнителя?
- Я думала, это всего лишь рискованная игра в солдатики, любительский театр военных действий...- сказала Глафира, широко раскрыв незрячие глаза. Уничтожить целый город с его обитателями...
- Обитателей - но не город, - уточнил военный.
- Ничего особенного. Обычные боевые действия местного значения. Я бы еще изнасиловал пленную, - заметил Петров-Плещеев.
- А я бы написала, что капитан пощадил пленную и между ними разгорелась любовь, как в фильме "Сорок первый" - только наоборот, - мечтательно пропела лейтенант Соколова, перебирая пальчиками жесткие патлы жениха. - А то одна война и никакого мира.
- А слабу, как мужчина с мужчиной, без пулеметов! - Бедин снял очки и попер на Свербицкого, не замечая на своем пути праздничного стола.
- Если бы не такие писаки, как вы, нашу страну не наводнили бы орды иностранных паразитов, высосавших ее соки и расчленивших тело. Если бы не всякие писаки... - Свербицкий, немного уступавший Бедину ростом и сноровкой, не уступал боевым духом никому в мире. Он ничуть не спасовал, отстегнул шпагу и засучил рукава мундира.
- Ура! Драчка! - Лейтенант Соколова, ударяя в ладоши, так подпрыгнула на своем женихе, что его лицо перекосилось от муки.
- А выйдет какая поблажка, если я буду за вас? - подсуетился Петров-Плещеев, заглядывая в глаза Свербицкому. - Если да, я прикажу участвовать в бою своим подчиненным.
- Мы хоть и археологи, а тоже не лыком шиты! - просыпаясь, заревел старший из трех поросят. - А ну, сыны мои, Антон и Демид, как я вас учил: сначала ногой под яйца, а там - будь что будет!
Читать дальше