Олег Хафизов: Киж

- Но сам-то Гоплинов, как я понимаю, не пострадал, да и вы остались невредимы, - напомнил Филин. - Вы заделались мучениками за чужой счет.

- Мы вовсе не заделывались мучениками, - сухо возразил Свербицкий. Мученичество не относится к доблестям военной профессии. Мы (и в особенности генерал) взяли на себя нечто гораздо большее, чем удовольствие мгновенной безболезненной смерти. Мы взяли на себя ответственность смертельного решения, которое вряд ли хватило бы мужества принять всем десяти тысячам кижан, мы, не колеблясь, взяли на свои души бремя вечных укоров совести и, что еще важнее, бремя дальнейшей борьбы. А это, согласитесь, труднее, чем приставить пистолет к виску и спустить курок, как я хотел за какую-нибудь неделю до этого.

- А мне легче укокошить двадцать тысяч человек, чем сходить на прием к дантисту, - крикнул распаленный Петров-Плещеев. Как всем пьяным людям, ему казалось, что он говорит нормально, в то время как он орал сквозь сильный звон в ушах. - Я бы, блин, под корень пустил не только ракетную дивизию, но и целый город с его обитателями, лишь бы мне дали возможность прожить лишнюю секунду. Я бы и сейчас, господин капитан, искрошил на кусочки всех своих товарищей по несчастью, если бы вы... если бы я...

Тирада хмельного контрразведчика была прервана смачной оплеухой, которой порывистая Глафира ожгла окаянный рот. Запотевшие очочки Петрова-Плещеева при этом соскочили с лица, словно живые, и упорхнули в пустую тарелку из-под салата. Майор инстинктивно замахнулся на женщину, но со свойственной ему сообразительностью сдержался и почесал затылок занесенной для удара рукой.

- Проститутка, - прошипел он сквозь зубы, но тут же зажмурился, втянул голову и загородился, когда Глафира взмахнула руками и повернулась, чтобы уйти, царственно прошагала на свое место и села, прямо и твердо глядя перед собою и закинув ногу на ногу.

- Подлость майора по крайней мере естественна, - заметил Бедин.

- А мне нравится повесть, - прощебетала лейтенант, ерзая попой по своему живому сиденью. - Жаль только, что в ней мало любви.

- О любви напишут наши потомки, для которых мы отвоюем мирное

счастье, - скромно сказал Свербицкий. - А я, если позволите, поставлю точку в своей невеселой повести. Генерал оказался не обманщиком, скорее жертвой обмана. Вскоре после того, как база Форт-Киж была передана в частную собственность, неожиданно выяснилось, что ее владелец, генерал-лейтенант Гоплинов, является несостоятельным должником, кормившим и одевавшим своих подчиненных за счет государства в течение нескольких лет. Все долги, которые Министерство ракетных войск обязано было выплатить поставщикам провианта, обмундирования, топлива и электроэнергии, неожиданно (для военных простофиль) повисли на самом генерале и горстке старших офицеров-совладельцев.

Возможно, во время создания частной ракетной дивизии помыслы генерала и не были свободны от корысти. Не исключено, что он и надеялся обогатиться за счет этой бывшей государственной собственности. Но он был скорее простаком, чем предателем.

Сразу вслед за постановлением о передаче военно-исторической базы Форт-Киж в частную собственность в газетах было опубликовано постановление о ее банкротстве. "Кижский козырь", как окрестили газетчики скандальный процесс о незаконной приватизации, послужил предвыборным трамплином для прихода к власти прогрессивной партии "Наследие", начавшей свою экономическую политику именно с того, за что оплевывала предшественников, с разбазаривания Кижа. Впрочем, они сделали это не в виде замаскированных взяток, как районный голова Похеров, а "по-честному", пустив дивизию с молотка. Нетрудно догадаться, что единственным реальным участником аукциона и его мгновенным победителем стала международная компания "Thornton & Thornton", действующая в России под вывеской гуманитарно-просветительского христианского центра "Kyzh".

В тот день, когда я ворвался в кабинет Гоплинова со своими романтическими предложениями военно-исторической реформы, генерал получил судебное предписание в двадцать четыре часа покинуть заповедник вместе со вверенными ему войсками. О сопротивлении с деморализованной кучкой безоружных спившихся солдат, женщин и стариков нечего было и думать. Это дало бы противнику долгожданный повод вооруженной интервенции, исход которой нетрудно было предугадать. Достаточно было однажды допустить каких-нибудь миротворцев на родную землю, чтобы они стали ее физическими хозяевами на долгие годы, как бывало не раз. Лучше всеобщая гибель!