Наби Хазри: Если покинешь

В потемках нищего угла

Живу, себя же презирая.

Я презираю черный день,

Тот черный день,

Когда однажды

Ушел я, как уходит тень,

От милой родины от нашей.

Пошли жестокие года,

Ползли и жалили, как змеи...

О, как ничтожно иногда

Ценить бесценное мы смеем.

А родина?

Она ль не мир!

Она одна для сердца вечна!

Ты помнишь вечер тот, Надир?

Ты помнишь тот прощальный вечер?

Окончил школу я в Баку...

Казалось, что еще мне надо?

Кура светилась на бегу,

И пенилась цветенье сада.

Остаться в этом бы саду...

Так нет! - решил пойти по свету,

За деньги, думал, я найду

Себе особую планету.

И вот приехал я в Париж.

Но где б ты ни был,

Где б ты ни был,

Ты все равно душой паришь

В единственном,

В родимом небе.

- Так что же ты тогда домой,

В свое селенье не вернулся?

Спросил отец его с тоской,

Спросил, как будто поперхнулся.

- Мечтал об этом все года,

Я сам с собой себя поссорил,

Но возвращение всегда,

Всегда казалось мне позором.

Отец мой вытер пот со лба:

Ты же писал про миллионы!

Казалось нам твоя судьба

Самим аллахом окрыленной.

- Богатства ищет человек.

Но только в этом много ль проку?

Меж золотых и скользких рек

Моя запуталась дорога.

А мой чулочный магазин?!

Взял в продавцы себе Морана,

И он, будь проклят, сукин сын,

Из-за угла нанес мне рану:

Он врал, обсчитывал и крал,

И золото месил, как тесто,

Наворовался и удрал.

Сказал, что нам вдвоем тут тесно.

Я понял вдруг, что разорен,

Куда девались миллионы!

И тот подлец, тот самый, он

Мой дом, купил с аукциона.

Взывал я тщетно к "добряку"

Ко всем моим знакомым старым,

Но все друзья в моем кругу

Его свидетелями стали.

Покамест деньгами богат,

Ты званый гость в домах Парижа.

А коли нет, запомни, брат,

Ты всеми брошен и унижен.

Снег не опасен на горах,

Но если пропасть притворится

Горой в сверкающих снегах

В нее недолго провалиться.

Без корня дереву не жить.

А я, как ветвь одна в пустыне,

Уж лучше дома нищим быть,

Чем даже ханом на чужбине.

И золото - что листопад,

Все унесло житейским ветром.

И сам я не заметил, брат,

Как очутился в доме этом.

Как очутился на углу

С сапожной ваксою и щеткой.

Как превратился я в слугу

Судьба свела со мною счеты.

Оставил родину, и вот:

Ни веры, ни любви, ни славы.

Чужбина просто так не бьет.

Она принизит и пригнет.

Она страшней любой отравы,

Что здесь такое - жизнь моя?

Приспособленья, униженья...

Презрения достоин я, Презренья,

Одного презренья!

Нет, зря сюда приехал, брат!

Я говорю тебе серьезно!

Чужбина не сулит добра,

Вернись домой, пока не поздно!

И он умолк.

И на меня

Два глаза,

Два пустые круга...

И вновь слова припомнил я

Из песни сельского ашуга:

"Если покинешь родимый край,

Всюду, куда ни метнешься, знай,

Земля и вода будут гореть".

МОГИЛА - СИРОТА

Пальцы сухие рубаху комкают:

- Чем эта комната осветилась?

Это мой рок!

Он сжигает комнату!

С огненным факелом смерть, явилась?!

- Брат, успокойся,

Ведь это - золото!

Сыплет отец перед дядей монеты.

(В портах и таможнях

От города к городу,

Как поубавился холмик этот!

Порастрясли его крепко пошлины.

Порастрясли его крепко взятки...)

- Хватит нам этих - выкупить прошлое,

Снова ты будешь владельцем лавки.

Дядя сгреб деньги,

Прижал и выдохнул:

- Круглые, круглые!

Солнца! Планеты!

И тут же, как что-то из сердца вытолкнул.

Зло отшвырнул от себя монеты:

Золото? Ложь!

Это жала змеиные.

Как эти жала порой ядовиты!

Вот подползают с виду невинные,

А золотые пасти раскрыты!

И замолчал.

И повеяло холодом.

Вдруг удлинилось на нем одеяло.

Комната тупо светилась золотом.

А дяде тьма глаза застилала,

Тьма нелюдимая, постоянная...

Не каждая тьма сменяется светом.

Всю ночь в молчании простояли мы...

Хоронили туманным рассветом.

И никого

Ни друзей, ни товарищей...

Гроб нам двоим оказался под силу.

В дальнем углу захудалого кладбища

Нам разрешили вырыть могилу.

Черная трещина,

Черная трещина

Последний ночлег без дверей, без окон.

Тот, кто на свет появился торжественно,

Так из него уходил одиноко!

А если мы завтра с отцом... Воистину,

Кто здесь,

Ну кто здесь наш гроб поднимет?

Молчали холмы на погосте таинственно

Чужие эпохи молчали под ними.