Мирза Ибрагимов: Слияние вод

В это время что-то тяжкое опустилось на затылок Рустама. Он выпустил Гусейна, выпрямился, а Салман снова ударил дубиной по голове. Старик зашатался, как подрубленная чинара, и рухнул на землю.

Сбросив тело старика в Куру, приятели отдышались, глотнули коньяку, с грустным удивлением поглядели друг на друга: у всех лица окровавленные, в ссадинах и синяках, а рубахи изорваны.

- Вот что, - приказал Немой Гусейн - теперь он был предводителем. Рустам, побоявшись суда, утопился. Мир праху честного труженика! На всякий случай надо готовиться к бегству: страна обширная, где-нибудь схоронимся... А может, и здесь вывернемся, как знать...

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1

Серая мгла висела над Муганью. Дожди не выпадали давно, хотя свинцовые тучи, согнанные ветром с вершин Талышских гор, день и ночь не сходили с неба. Неприветливо, хмуро было в степи и в деревне.

- Эх, ливень бы хлынул! - сказала стоявшая на веранде Першан.

- Поскорее б, а то пылью дышим, - согласилась Сакина и тоже задумалась, окаменела, забыв, что держит в руках мокрую чашку и полотенце.

- Да, поскорее бы!...

- Что-то Гараш не едет, - сказала Сакина и, опомнившись, досуха вытерла тонкую, словно из бумаги сделанную, фарфоровую чашку. - Не случилось ли чего? Сердце так и ноет: быть новой беде...

- Да ну тебя, мама! - неестественно бодро возразила Першан.

Горе придавило и смяло Сакину. Гараш и Першан тоже горевали, но у них была молодость - сокровище, которого уже лишилась Сакина. Она не могла представить, как проживет без мужа хоть один день. Встанет утром, разведет огонь в очаге, а Рустама нет; подоит, выгонит на пастбище корову, а Рустама нет; вернувшись с поля, приготовит обед и вечерний чай, а Рустама нет...

А на подоконнике будут пылиться его кисет и трубка...

В последние дни Сакине всюду чудились беды и напасти: задержалась Першан в поле - мать в отчаянии; Гараш опоздал к обеду - у матери сердце разрывается.

- Разве шоферы дорожат жизнью? - вздохнула Сакина. - Гонят машину, хотят обогнать ветер. Будто дома пожар.

- Ну и Гараш не новичок, - напомнила Першан. - Ничего не случится.

- Разве беды случаются только с новичками? Того и гляди, встречная машина налетит... За этот год мы хлебнули столько горя, что я теперь всего боюсь.

- Может, радио включить или книгу тебе почитать? - предложила Першан.

- Ничего на ум нейдет. Где Гараш?

- Не маленький же...

- Кто знает, кто знает, - сердце что-то неспокойно.

- Да ты ни о чем не думай! Что было, то прошло... Теперь думай только о хорошем. - Першан уговаривала мать, как ребенка.

- Ну, это уж мое дело, о чем думать, - рассердилась Сакина. - Тебе в клуб пора идти.

- Без тебя не пойду.

- О господи!... - Сакина ушла во двор и, взяв метлу, подмела в кучу опавшие листья, подбросила зерна сбившимся у корыта курам, зачем-то открыла и снова закрыла калитку, будто хотела проверить, исправно ли скрипят петли.

- Пойдем в клуб, - настойчиво повторила дочь, выйдя на веранду.

- Аи, девушка, - с досадой сказала Сакина, - отвяжись! Если хоть немного уважаешь мать, одевайся и уходи.

Першан и уговаривала и всплакнула, но мать осталась непреклонной.

Волей-неволей пришлось пойти одеваться. Через несколько минут Першан снова появилась на веранде, - поправляя кофточку, привезенную отцом из Баку, смахивая пылинки с лакированных туфель, и озабоченно спросила:

- Как я выгляжу?

"Хоть бы ты была счастливой..." - подумала Сакина и, через силу улыбнувшись, сказала:

- Прямо красавица! Поменьше только кокетничай, да нос не задирай. Беги, пока не опоздала...

Оставшись одна, Сакина перетаскала сухие листья в яму, вырытую Рустамом за курятником, засыпала землею: к весне перепреют. Потом отнесла посуду в шкафчик, вытерла пыль с мебели, задернула занавески на окнах, а Гараша все не было...

Наконец на улице мягко зашуршали колеса. Сакина заторопилась к воротам, но сын опередил, сам открыл.

- Добрый вечер, мама.

- Где же ты запропастился?

Гараш опустил глаза.

- В "Красное знамя" заезжал.

- Ну?

- Да никого там нет. Дом на запоре.

- А отец?

- Ему лучше.

2

Если бы у берега было мелко, Рустам наверняка разбился бы о каменистое дно, но под обрывом пенистая мутная вода ходила круговоротом в глубоком омуте, тяжелое тело рассекло водную толщу, волны расступились, а затем вынесли Рустама на поверхность.

Он всплыл, откашлялся и почувствовал, что вся мощь богатырского, не поддавшегося старости тела сосредоточилась теперь в его руках, он подгребал под себя воду, и вода держала его, течение понесло вниз.