Кнут Гамсун - Последняя глава

— По всем вероятиям, не экзема. Самоубийца встал:

— Вы привели меня в жуткое настроение, доктор, и я должен уже идти. То есть именно сегодня вечером я не хочу больше думать об этих вещах.

Больше они не беседовали; не было веселой болтовни, доктор не предложил грога.

— Спокойной ночи! — сказал Самоубийца.

Он вернулся на большую веранду. Поразительно, до чего жутким и тяжелым стал воздух! С «Вышки» тянуло холодом, туман был словно в нерешительности; впрочем, он скоро в путь отправится, потому что поднялся ветер. Около флигеля, где жила прислуга, Самоубийца заметил свет: какой-то человек ходил там с зажженным фонарем. В тумане виднелось маленькое, круглое световое пятно, фонарь не мог почти ничего освещать, только самого себя. Все это имело неестественный вид.

Он пошел туда и узнал почтальона.

— Вы ищете что-нибудь? Почтальон:

— Не говорите об этом!

— Что вы потеряли?

— Я потерял пять крон. Я вышел на минутку, и, должно быть, обронил эту бумажку. А теперь поднялся ветер и, чего доброго, унесет ее. Целых пять крон!

— Не ходите без шапки в эту страшную погоду и не ищите такой дряни. Вот вам пять крон.

— Неужели это мне?

— Вам. Вы привозили мне много писем и открыток, а завтра я уезжаю уже домой.

Он обрадовал бедняка и в приподнятом настроении ушел от него. На него всегда очень влияли холод и внешняя жуть, но сегодня вечером он не намеревался поддаться им. На «Вышке» уже свистел ветер, стало холодно, но ясно, — туман разорванными клочьями исчезал в лесу. Не должно стать жутко, он этого не хочет! Упрямо застегнул он пальто и стоит, заложив руки в карманы брюк, и смотрит на уплывающий туман, это занятно и интересно, плоскогорье начисто выметается, постройки санатории снова стали видны. Что же все это значит? Будет буря? Может быть, буря.

В доме все заперто; только в 107 еще свет, и тут вдруг Бертельсен глупо раскрывает окно и кричит ему вниз, чтобы он пришел наверх:

— Пожалуйста, выпейте с нами стаканчик! Самоубийца не отвечает. Очень мило, что этот полупьяный человек стоит там и будит своим криком других! Что если она разбужена и больше не уснет?

По пути он останавливается у двери своей жены, долго стоит там и прислушивается. Нет, слава богу, все тихо; о, она была смертельна утомлена.

— Спокойной ночи! — шепчет он и поднимается вверх по лестнице в свою комнату. Он тоже устал.

Таков был конец этого знаменательного дня. И все могло бы быть хорошо, но дорогу пересекла смерть.

Отъезд адвоката был очень некстати; при нем, конечно, все было бы в порядке.

Бертельсен кутил. Сейчас же после обеда он принялся за вино, пригласил к себе фрекен Эллингсен и хотел разыгрывать grand seigneur'а в отношении к ней, хотел быть тем же, чем и прежде был, даже больше, чем прежде, пить за ее здоровье, ухаживать за нею.

И она, с своей стороны, тоже не могла, конечно, отстать, а должна была держаться свободно и с достоинством при этой неприятной встрече. Фру Бертельсен, бывшая фру Рубен, не смотрела на это трагически; для этого она была слишком умна, слишком дельная голова сидела у нее на плечах, когда она этого желала. Отношения с Бертельсеном были у нее не особенно налажены, это была, пожалуй, не самая большая удача в ее жизни; но она не пала духом, была та же, что всегда, и свое-то состояние было у нее в порядке.

О, это состояние! Один бог знает, не было ли уже покушений на него.

Кроме фрекен Эллингсен и Бертельсена с супругою еще четвертая особа принимала участие в банкете, вдова уездного судьи, или что-то в этом роде, секретарь известного предприятия со скатертью. Ее пригласили для того, чтобы занять четвертый стул и пополнить число, и она сама отлично понимала это. Сначала она хотела заставить ценить себя и принялась расхваливать хороший вид фру Бертельсен, но это было ни к чему, и хозяйка отвечала только: «Правда». Фру Бертельсен сама знала, каков ее внешний вид: он был ни то, ни се: она снова ела понемногу и осторожно, так что очень пополнеть не могла, но этого было достаточно, чтобы поддерживать здоровье. Красок и миловидности, конечно, уже не было, но у фру Бертельсен оставались во всяком случае ее чудные глаза, которых нельзя было сравнить ни с чьими глазами.

— Да, — сказала вдова, — прямо удивительно, какой у вас хороший вид, фру Бертельсен. Я помню, как вы выглядели в первое время, в прошлом, значит, году…

Но опять фру Бертельсен сказала:

— Правда.

После этого вдова стала держаться очень скромно и молчаливо в этом богатом обществе и только не сводила глаз с губ фру Бертельсен.