Николай Лесков - Зимний день

- Ведь вот ты, решительно и совершенно как змея, вьешься так, что тебя нельзя притиснуть.

- Ma tante, да зачем же непременно надо меня притиснуть?

- Мне очень хочется...

- Мой друг, да что же делать? Нельзя все устроить так, как вам хочется.

- Нет, я ведь не про то: я хотела бы знать, какой у вас законоучитель и как он не видит, что вы все безбожницы!

- Мы получаем у него все по пяти баллов.

- Извольте! За что же он вам ставит по пяти баллов?

- Он не может иначе: мы все отлично учимся.

- Вот ведь назрели какие характеры!

- Полноте, ma tante, что это еще за характеры! Характеры идут, характеры зреют, - они впереди, и мы им в подметки не годимся. И они придут, придут! "Придет весенний шум, веселый шум!" (*26) Здоровый ум придет, ma tante! Придет! Мы живы этою верой! Живите ею и вы, и... вам будет хорошо, всегда хорошо, что бы с вами ни делали!

- Спасибо, милая.

- Не сердитесь, ma tante, - и Лидия Павловна вдруг оборотилась к теткиной гостье и сказала ей: - А вы хотели знать, был ли у Федоры роман? Я вам об этом могу рассказать. У нее был жених часовщик, но Федорушка ему отказала, потому что у нее была сестра, которая "мирилась с жизнью". У нее были "панье", брошь и серьги и двое детей. Она серьги и брошь берегла, а детей хотела стащить в воспитательный дом, но Федора над ними сжалилась и платила за них почти все, что получала.

- А собственного увлечения у нее не было?

- Вот это-то и было ее собственное увлечение!

- Да, но ей будет трудно платить: с таким характером и такими правилами, как у нее, она нигде себе места не нагреет.

- Другие помогут.

- Видите?.. Настоящие сектантки, у них все миром, - отозвалась хозяйка. - Гоните их, они не боятся и даже радуются.

- Ведь так и следует, - поддержала девушка.

- Фантазии!

- Однако так сказано: надо радоваться, когда терпим гонение за правду, и в самом деле, это очень помогает распространению идей. Нас гонят, а мы идем дальше и все говорим про хорошее все новым и новым людям...

- Ну, ты послушай, однако, сама: какая же, наконец, у самой тебя вера?

- А это такой деликатный вопрос, ma tante, которого я никому не позволяю касаться.

- Вон как уж у нас стали отвечать о вере! Это, кажется, совсем не по-нашенски.

- Да, это не по-вашенски, - рассмеявшись, ответила Лидия. По-вашенски, "подобает вопросити входящего: рцы, чадо, како веруеши?"

Хозяйка постучала по столу веером и погрозила племяннице:

- Лида! В этот раз... что ты сказала здесь, это еще ничего, пусть это так и пройдет, но впредь помни, что у тебя есть мать и ты не должна быть помехой своим братьям в карьере!

- Этого, ma tante, не забудешь!

- Ну так и нечего либеральничать.

- А "како веруеши" - это разве либеральность?

- Это не по сезону.

- Ну, ma tante, извините: жизнь, в самом деле, дается всего один раз, и очень нерасчетливо ее приноравливать к какому бы то ни было сезону... Это скоро меняется.

Сказав это, девушка встала из-за трельяжа и вышла на середину комнаты. Теперь можно было видеть, что она очень красива. У нее стройная, удивительной силы и ловкости фигура, в самом деле, напоминающая статуэтку Дианы из Танагры (*27), и милое целомудренное выражение лица с умными и смелыми глазами.

6

Тетка на нее посмотрела, и на лице ее выразилось артистическое удовольствие; она просияла и тихо заметила:

- Желала бы я знать, где глаза у людей, которые смеют что-нибудь говорить против породы? Лида, неужели ты без корсета?

- Я хожу так постоянно.

- И стройна, как богиня. Но Валериан говорил мне, что у вас очень много урОдих, и _все_ теперь сняли кольца и решили не носить ни серег и никаких других украшений.

- Ему какая забота?

- Отчего же, его интересует все. Но разве это в самом деле правда?

- Правда.

- И вот вы увидите, что, наверное, многие не выдержат.

- Очень может быть.

- Которой серьги к лицу, та и не выдержит - наденет.

- Что же, если и не выдержит, то, по крайней мере, поучится выдерживать, и это что-нибудь стоит. Прощайте, ma tante.

- И у кого пребезобразная фигура, той лучше корсет.

- Ma tante, ну что нам за дело до таких пустяков? До свидания.

- До свидания. Красота ты, моя красота! Я только все не могу быть покойна, что ты кончишь тем, что уйдешь жить с каким-нибудь непротивленышем.

Лидия холодно, но ласково улыбнулась и молвила:

- Ma tante, как можно знать, что с кем будет? Ну, зато я не сбегу с оперным певцом.

- Нет! Бога ради нет! Лучше кто хочешь, но только чтоб не непротивленыш. Эти "малютки" и их курдючки... это всего противнее.

- Ах, ma tante, я уж и не знаю, что не противно!