Николай Лесков - Зимний день

- Да, это очень печально; но если вы это сломаете, а потом исковеркаете, то что же вы новое поставите на это место?

- Нигилисты говорили: _ничего_!

Хозяйка промолчала и сучила в пальцах полоску бумаги, а умом как будто облетала что-то давно минувшее и потом молвила:

- Да, _ничего_, они только и умели сбивать с толку женщин и обучать их не стыдясь втроем чай пить.

- А как эта непротивленка вела себя в этих отношениях?

- Вы, верно, хотите спросить о тех отношениях, о которых не говорят при Лиде...

Но отдыхавшая за трельяжем Лидия к этому времени, верно, совсем подкрепилась и сама вмешалась в разговор уже не сонною речью.

- О такой женщине, как Федорушка, можно при всех и все говорить, сказала Лида. - И притом, когда же вы, ma tante, привыкнете, что я ведь не ребенок и лучше вас знаю, не только из чего варится мыло, но и как рождается ребенок?

- Лида! - заметила с укоризной хозяйка.

- Да, конечно, ma tante, я это знаю.

- Господи!.. Как ты можешь это знать?

- Вот удивление! Мне двадцать пятый год. Я живу, читаю, и, наконец, я должна быть фельдшерицей. Что же, я буду притворяться глупою девчонкой, которая лжет, будто она верит, что детей людям приносят аисты в носу?

Хозяйка обратилась к гостье и внушительно сказала:

- Вот вам Иона-циник (*20) в женской форме. И притом она Диана, она пуританка, квакерка (*21), она читает и уважает Толстого, но она не разделяет множества и его мнений, и ни с кем у нее нет ладу.

- Я, кажется, не часто ссорюсь.

- Зато и не тесно дружишь ни с кем.

- Вы ошибаетесь, ma tante, у меня есть друзья.

- Но ты их бросила. Ведь тоже и непротивленыши пользовались у тебя фавором, а теперь ты к ним охладела.

- С ними нечего делать.

- Но ты, однако, любила их слушать.

- Да, я их слушала.

- И наслушалась до тошноты, верно?

- Нет, отчего же? Я и теперь готова послушать, что у них хорошо обдумано.

- Прежде ты за них заступалась до слез.

- Заступалась, когда ваши сыновья, а мои кузены, собирали их и вышучивали. Я не могу переносить, когда над людьми издеваются.

Хозяйка засмеялась и сказала:

- Смеяться не грешно над тем, что смешно (*22).

- Нет, грешно, ma tante, и мне их было всегда ужасно жаль... Они сами добрые и хотят добра, и я о них плакала...

- А потом сама на них рассердилась.

- Не рассердилась, а увидала, что они все говорят, говорят и говорят, а дела с воробьиный нос не делают. Это очень скучно. Если противны делались те, которые все собирались "работать над Боклем" (*23), то противны и эти, когда видишь, что они умеют только палочкой ручьи ковырять. Одни и другие роняют то, к чему поучают относиться с почтением.

- Нет, тебя уязвило то, что они идут против наук!

- Да, и это меня уязвляет.

- А я тут за них! Для чего ты, в самом деле, продолжаешь столько лет все учиться и стоишь на своем, когда очевидно, что все твое ученье кончится тем, что ты будешь подначальной у какого-нибудь лекаришки и он поставит тебя в угол?

- Ma tante, ведь это опять вздор!

- Ну, он тебя в передней посадит. Сам пойдет в комнаты пирог есть, а тебе скажет: "Останьтесь, милая, в передней".

- И этого не будет.

- А если это так случится, что же ты сделаешь?

- Я пожалею о человеке, который так грубо обойдется со мной за то, что я не имею лучших прав, и только потому, что мне их не дали.

- И тебе не будет обидно?

- За чужую глупость? Конечно, не будет.

- А не лучше ли выйти замуж, как все?

- Для меня - нет!

- А отчего?

- Мне не хочется замуж.

- Ты, однако, престранно выражаешься. Это закон природы.

- Ну так он, верно, еще не дошел до меня.

- И религия того же требует.

- Моя религия этого не требует.

- Христос был, однако, за брак.

- Не читала об этом.

- А для чего же он благословлял жениха и невесту?

- Не знаю, когда это было.

- Читай в Евангелии.

- Там этого нет.

- Как нет!

- Просто нет, да и конец!

- Господи! да что же это... вы все, значит, уж вымарали!

Девушка тихо засмеялась.

- Нечего хихикать: я знаю, что об этом было, а если не в Евангелии, то в премудрости Павлочтении. Во всяком случае, он был в Кане Галилейской (*24).

- Ну и что же из этого?

- Значит, он одобрял брак.

- А он тоже был и у мытаря? (*25)

- Да.

- И говорил с блудницей? Неужто это значит, что он одобрял и то, что они делали?

- Ты ужасная спорщица.

- Я только отвечаю вам.

- А теща Петрова! Ведь Христос ее, однако, вылечил!

- А вы разве думаете, что если б она не была чьею-нибудь тещей, так он бы ее не вылечил?

- У тебя самый пренеприятный ум.

- Да. Это многие говорят, ma tante, и это всего больше убеждает меня, что мне нельзя выходить замуж.