Лев Овалов - Двадцатые годы

Громадные темные сени. Кухня. Четверть помещения занимает громадная печь. Кухня разделена перегородками на три части, в большей, сразу от входа, две скамейки вдоль стены и большой, темный от времени, дощатый стол, прямо за перегородкой собственно кухня, устье печи с шестком, направо закуток с полатями... Целая изба, и не как у бедного мужика!

Все за одним столом, как в феодальном замке, и господа и слуги.

Мальчику вспомнился Вальтер Скотт - мрачная трапезная в поместье какого-нибудь шотландского эсквайра.

Владетельная дама - старуха необъятной толщины, в ситцевом синем капоте, старший сын на возрасте и младший, Федор Федорович, заехавший в родной дом на перепутье, две невзрачные женщины, одна помоложе, востроносенькая, бледненькая, другая, краснорожая, постарше, двое странных субъектов в потрепанных синих мундирах...

Федор Федорович шепчет что-то Вере Васильевне на ухо, и мама прикасается губами к старушечьей щеке, а отчим наказывает Славушке, и тоже шепотом, подойти, поцеловать старухе руку, и Славушка приближается, - рука, пухлая, коричневая от загара, с набрякшими венами, неподвижно лежит на столе, - Славушка наклоняется, и запах прелого белья ударяет ему в нос.

С Петей Славушка так и не успевает поздороваться.

На столе таз с супом, все черпают и несут ложки ко рту, подставляя ломоть хлеба, чтоб не капать.

Павел Федорович взглянул на гостью, оборотился к востроносенькой:

- Нюрка, подай...

Та мигом слетала на чистую половину, принесла тарелку.

Павел Федорович своей ложкой наполнил тарелку, подвинул гостье.

- Мы здесь по-простому, со свиньями из одного корыта хлебаем.

Славушке отдельной тарелки не полагается.

- Мы вас в зале поместим, - обращается Павел Федорович к гостье. - Тут вам и спальня и будуар.

Правильно произнес: "будуар". Приветливо, но не без насмешки.

Прасковья Егоровна мычит, не понять - одобряет ли, возражает, может, к лучшему, что не понять.

Зал! Два дивана с покатыми сиденьями, обтянутыми черной клеенкой, с деревянными выгнутыми спинками, два овальных стола, киот до потолка, загороженный огромным филодендроном, между окон фикусы, застекленная горка, на верхних полках фарфор, на нижних - книги. Жить можно.

- Я устала, Федя, - говорит мужу Вера Васильевна.

- Иди укладывай детей.

Славушка перебирается к Пете.

- Ну как ты? - расспрашивает брата. - Не обижают? С кем подружился? Бандиты здесь есть?

Петя рассказывает. Прасковья Егоровна с трудом двигается после удара, еле ворочает языком, но по-прежнему все ее боятся, даже Павел Федорович, а когда не понимают, сердится, грозит палкой. Павел Федорович весь в хлопотах. Востроносая Нюрка - кухарка, доверенное лицо Павла Федоровича, и, пожалуй, не только доверенное лицо. Багроволицая Надежда и ее муж Федосей безземельные крестьяне, заколоченная их изба разваливается в Нижней Залегощи, а сами вот уже восьмой год живут у Астаховых в батраках. Кавалеры в синих мундирах - пленные австрийские солдаты, тот, что пониже, Петер Ковач, не то хорват, не то мадьяр, мало чем отличается от русских крестьян, длинный - Франц Шлезингер, управляющий большим конфекционом в самой Вене, оба направлены на работу в хозяйство Астаховых.

- Как же ты проводишь время? - интересуется Славушка.

- Работаю, - хвастается Петя. - Федосей пашет, а я бороню.

Славушка пугается, что его тоже заставят боронить.

- А в школу ходишь?

- Иногда, но чаще я с Федосеем.

Павел Федорович уже приспособил Петю в работники!

- А бандиты здесь есть?

- Самый главный - Быстров!

- Откуда?

- Председатель исполкома. Всех грабит подряд.

Петя рассказывает о Быстрове. У Дроздовых, помещики тут, отнял пианино. Отнимает хлеб у мужиков. В Орле у генерала Харламова отнял жену...

Петя наслышан о многих похождениях Быстрова, и Славушка замирает от желания увидеть этого разбойника.

- Как же его выбрали председателем?

- Разве не слышал, что все большевики - бывшие каторжники?

Они долго еще говорят, пока сон не смежит их веки.

5

Проснулся Славушка поздно, в комнатах никого, оделся, побежал через сени в кухню, за столом только Вера Васильевна и Федор Федорович, да Надежда возится за перегородкой у загнетки. Самовар остыл, по столу хлебные корки, яичная скорлупа.

- Нельзя так долго спать... - Вера Васильевна наливает сыну чай. - Пей, пожалуйста.

Чай теплый, спитой, но Славушка рад, что мать не ушла без него.

- Мне пора, Вера... - начинает Федор Федорович и не договаривает. Завтра утром...