Николай Лейкин: Парильщик

— Какъ давно? Прошлую Субботу былъ.

— А нониче у насъ опять Суббота. Много воды-то съ тѣхъ поръ утекло. Вы учтите…

Харламовъ улыбнулся и началъ раздѣваться.

— Да некогда все… лавку къ празднику считаемъ, сказалъ онъ. Во вторникъ хотѣлъ вечеркомъ забѣжать да помѣшали.

— Ужъ вы не забывайте насъ, поклонился Калистратъ, отворилъ въ мыльную дверь и крикнулъ:- Эй; припасайте тазы Харитона Иваныча окачивать.

Харламовъ пробылъ въ банѣ часа четыре, лежалъ, разговаривалъ съ знакомыми, выпилъ двѣ бутылки кислыхъ щей и бутылку пива и, уходя сказалъ Калистрату:

— Коли христосоваться завтра придете, такъ я до обѣда буду дома.

— Все непремѣнно, Харитонъ Иванычъ… Какъ-же возможно безъ этого? Почтимъ… отвѣчалъ Калистратъ.

Въ первый день Пасхи парильщики ходили поздравлять съ праздникомъ на домъ къ гостямъ-завсегдатаямъ. Ихъ угощали водкой и давали имъ денегъ, а купецъ Харламовъ, кромѣ водки. и денегъ, одарилъ всѣхъ платками.

Парильщики Семеновскихъ бань, какъ и вообще во всѣхъ баняхъ, составляли артель. Отъ хозяина бань они не получали никакого жалованья и существовали только отъ доброхотныхъ дателей: кто что дастъ за мытье, кто за «сторожку». За позволеніе же быть при банѣ, они обязывались мыть и чистить баню, сохранить одежду посѣтителей, а также и банныя принадлежности, какъ-то: тазы, ведра, шайки и мебель. Кто-бы изъ нихъ сколько не заработалъ, — всѣ деньги шли старостѣ, который расходовалъ ихъ на пищу, а остатокъ называемый «дуваномъ», въ концѣ мѣсяца дѣлился по ровну. Квартиры парильщики не нанимали, а жили въ раздѣвальной или въ сторожкѣ.

Жить стоило имъ дешево, а потому и дуванъ былъ хорошій. Въ лѣтніе мѣсяцы они дѣлили рублей по десяти на брата, а въ зимніе, особливо въ такіе, гдѣ приходились большіе праздники, дуванъ доходилъ до пятнадцати и даже восемнадцати рублей.

Прошла святая недѣля, наступилъ Май мѣсяцъ. Любимый парильщикъ купца Харламова Кузьма началъ сбираться на лѣто въ деревню и вскорѣ уѣхалъ. Въ артели открылась ваканція. Веденѣй началъ проситься, чтобы его приняли. До сихъ поръ онъ хотя и былъ принятъ въ число парильщиковъ, но работалъ «изъ харчей и изъ двугривеннаго въ банный день», въ артель-же принятъ не былъ. Калистратъ посовѣтывался съ товарищами по ремеслу и Веденѣй былъ принятъ, вслѣдствіе чего на его счетъ была распита четверть водки.

Купецъ Харламовъ по прежнему ходилъ въ баню по два раза въ недѣлю, но, по выраженію Калистрата, все скучалъ о Кузьмѣ, такъ какъ не одинъ парильщикъ не могъ замѣнить ему этого баннаго мастера. Веденѣя, новичка, до Харламова еще не допускали, но Веденѣю очень хотѣлось мыть Харламова. Онъ уже приглядѣлся съ тому, что любитъ Харламовъ, зналъ его любовь къ крѣпкому натиранію спины и вдругъ выдумалъ одну штуку.

«А семъ-ко я ему песочку мелкаго къ мылу подбавлю. Авось, его проберетъ!» мелькнуло у него въ головѣ.

О выдумкѣ своей онъ никому не сказалъ и рѣшился предложить Харламову свои услуги. Купецъ не заставилъ себя ждать и явился въ баню. Веденѣй подошелъ къ нему, поклонился и сказалъ:

— У всѣхъ вы, ваше степенство, Харитонъ Иванычъ, мыться перепробывали, а меня обошли. А ужъ я потрафилъ-бы вамъ, потому всѣ ваши привычки и все что вы любите знаю. Мнѣ Кузьма сказывалъ. Дозвольте тазы приготовить…

Купецъ согласился не вдругъ.

— Новый? спросилъ онъ у Калистрата.

— Новый-съ. Тоже нашъ тверской.

— А, значитъ: рака съ колокольнымъ звономъ встрѣчали!

— Онъ новоторжской, ихъ иначе дразнятъ, поправилъ Калистратъ. — Просто: новоторы — воры.

Купецъ улыбнулся.

— Ну, новоторъ — воръ попробуй меня мыть — авось потрафишь, сказалъ онъ.

Веденѣй тотчасъ-же побѣжалъ въ банѣ и, ни слова не говоря, обвалялъ мочалку въ приготовленномъ уже мелкомъ пескѣ. Началось мытье. Началъ Веденѣй тереть спину Харламова — Харламовъ закряхтѣлъ.

— Что, хорошо, ваше степенство?

— Ладно, ладно, продолжай. Прохватывай главное въ поясахъ-то, говорилъ Харламовъ и отъ радости даже издалъ звукъ подобный лошадиному ржанію.

Веденѣй поналегъ еще.

— Ноги любите покрѣпче?

— Валяй во всю!

Мытье кончилось, началось окачиваніе.

— Ну, какъ, Харитонъ Иванычъ, угодилъ-ли? спросилъ Веденѣй. — Спасибо! Разодолжилъ! Не забуду!

— Рады стараться! и Веденѣй началъ его окачивать, приговаривая, но мѣрѣ выливанія не него тазовъ: Богъ Троицу любитъ, безъ четырехъ угловъ домъ не строится, пятая крыша, первая тычинка частокола, и т. д.