Григорий Ряжский: Четыре Любови

В ночь перед зачислением вновь прикостылял небритый Глотов и сказал:

- Даже не думай, Лёвушка. Только греческий... - и растаял в воздухе аэропортовской квартиры...

Узнав о таком самовольстве, Любовь Львовна пришла в ярость, но было уже поздно: группы были сформированы, занятия начались.

- Ты не понимаешь! - кричала она сыну. - Какие греки?! Ты же сын самого Казарновского! Ты же из рода Дурново, дурень! Тебе ясно?! Дурново! Дурново! Дурново! Ты должен свободно говорить на языке твоих предков - на французском! Ты понимаешь?!

- А куда же мы денем предков по твоей отцовской линии, мама? поинтересовался молодой студент. - По линии Альтшуллер?

Любовь Львовна хватала ртом воздух и гневно реагировала:

- При чем здесь это? Как это вообще можно сравнивать? Ну как ты, черт возьми, не понимаешь?

Лёва понимал. Понимал также и то, что утихомирить маму без потерь не удастся, вероятно, никогда. Скорее всего, она не позволит когда-нибудь с собой это сделать. И тогда Лёва подумал и решил, что выход есть. Он просто должен полюбить маму по-настоящему. Полюбить так, будто бы не она - мучительница, которая доводит его своей материнской любовью, а он, Лёва, первокурсник МГУ, мудрый и добрый сын, проявляет терпение и заботу по отношению к самому близкому на свете человеку - собственной матери, представительнице настырного рода Дурново. Осуществление идеи он решил начать с ближайшего понедельника. Но с понедельника не получилось, потому что в тот день он впервые не пришел домой ночевать, оставшись у Любаши...

- ...А они знают, я говорю, или не знают? - теперь она уже смотрела на сына с явным подозрением.

- Мам, они об этом просто не думают, - Лёва привычным жестом поправил матери подушку. - Они слишком заняты, чтобы об этом помнить.

Любовь Львовна задумалась, не зная, судя по всему, с какой стороны лучше оценить слова сына. Ни к какому решению она так и не пришла. Тогда, чтобы выдержать паузу и еще немного поразмышлять, она высунула наружу ногу, свесила ее с кровати и слабым кивком указала в направлении стопы:

- Подстриги мне ноготь. Мой любимый. Снова отрос необычайно...

- Мы вчера его только подстригали, мама, - Лев Ильич представил себе, что снова придется вгрызаться щипцами в ороговевшее пространство, выкусывая угол между толстым желтым маминым ногтем большого пальца и усыхающей мякотью, и поежился. - Может, потом? Мне еще поработать надо...

- А Мурзилку кормили? - спросила мама, забыв о ногте. - Мурзя наверняка не кормлен.

- Мурзилка умер десять лет назад, мама. От старости.

Любовь Львовна хитро улыбнулась:

- Ты ему рыбу больше не давай, ты ему дай куриную котлетку. Только не надо греть, он холодные предпочитает.

Мурзилка был котом, наглым, жадным и исключительной глупости ума, даже по кошачьим меркам. Умер он от старости действительно около десяти лет назад. Котенка этого притащил Илья Лазаревич из подворотни, расположенной недалеко от редакции журнала "Мурзилка", где получал гонорар за опубликованный в нем детский рассказ. Таким образом, имя было найдено само собой. Кроме того, Любовь Львовна увидала в этом добрый знак и неожиданно для домашних зверя разрешила. То, что через год примерно выяснилось, что зверь этот - мужчина, ее тоже не смутило - имя менять не стали. Да и род одноименного журнала вызывал противоречивые сомнения - что такое Мурзилка, никто в точности не знал. И то, что на протяжении всей его затянувшейся лет на пять свыше кошачьей нормы жизни они с мамой были друзья, никого в семье почему-то не удивляло. Как и то, что никого, кроме Любовь Львовны, эта дикая тварь не принимала на дух. Ничего, кроме свежих холодных куриных котлет, собственноручно накрученных для него бабушкой, Мурзилка не признавал. Один раз, когда Любовь Львовна пребывала в санатории вместе с Ильей Лазаревичем, оставленные ею котлетки закончились (или завоняли, Лёва не мог припомнить точно), жена его, Люба, проявила инициативу и сварганила нечто схожее с бабушкиным куриным продуктом. Она уже знала - рыбу кот есть не станет, Лёва пробовал как-то дать ему тресковый хвост.

...Люба с Лёвой поженились совсем недавно и были в то время счастливы каждой возможности остаться наедине. Ну и с Любой Маленькой, конечно, которой в ту пору было около пяти лет. Лёва, помнится, был особенно нежен с женой - та ждала второго ребенка, на этот раз Лёвиного, была на четвертом месяце. Мурзилка подошел к своей миске, внимательно осмотрел невесткино изделие, но даже не сделал попытку его понюхать. После этого он медленно развернулся и неожиданно для всех пружинисто вознесся в воздух, приземлился выпущенными когтями на руку к Любе и зубами впился ей в запястье. Все это он произвел в полной тишине, не издав ни звука, ни визга. Люба от неожиданности закричала, Лёва бросился на помощь, пытаясь отодрать бешеного кота от жены, но получил когтями по лицу. Люба тем временем, потеряв равновесие, поскользнулась на навощенном паркете и всей тяжестью тела рухнула на пол. На живот...