Николай Лейкин: Просветитель

Учитель назвалъ себя и сѣлъ, продолжая смотрѣть на Самоплясова.

— Совсѣмъ ты на французскій манеръ преобразился, — снова началъ онъ. — И костюмъ этотъ… и галстукъ красный…

— Такъ портной одѣлъ, — отвѣчалъ Самоплясовъ. — Пиджакъ, какъ пиджакъ… Сѣренькій, для путешествій… Въ вагонѣ перваго класса ѣхали, такъ нельзя-же въ чумазой одежѣ…

— Ахъ, даже ужъ и перваго класса? Такъ… А когда-то я тебя въ третьемъ провожалъ.

— Позвольте, господинъ учитель… — вмѣшался въ разговоръ Холмогоровъ. — То было прежде, а это теперь. Нельзя-же ему теперь сквалыжничать, если онъ послѣ смерти отца до полумилліона состоянія получилъ.

— Ну, ужъ ты наскажешь! — махнулъ ему рукой Самоплясовъ.

— Да конечно-же… А то меньше, что-ли! Домъ каменный въ Петербургѣ, извозчичій дворъ… Если по шестисотъ считать закладку… Пятьдесятъ закладокъ… Да лошади…

— Брось…

— Нечего бросать… Вѣдь у тебя въ Петербургѣ подъ посланниковъ экипажи-то отпускаютъ. Да въ процентныхъ бумагахъ ты получилъ… Вотъ и смотри на тебя, на извозчичьяго сына!..

— Коньячку? — предложилъ Самоплясовъ учителю. — Выпьемъ коньячку-то гольемъ на радостномъ свиданіи. Коньякъ финь-шампань… дорогой…

— Не могу… Перепилъ… — отстранилъ учитель бутылку.

— Врешь! Перепелъ птица, а ты учитель, — не отставалъ Самоплясовъ.

— Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ, три дня пили, и я только что отдышался. Не могу… Претитъ. Надо пообождать… — отказывался учитель. — Тутъ у насъ свадьба была — ну, три дня и бражничали.

— Чья свадьба?

— Лавочникъ Глазастовъ дочь выдавалъ.

— Настеньку? Да вѣдь у ней нога косолапая.

— Подъ платьемъ-то не видать. Кромѣ того, вѣдь приданаго двѣ тысячи.

— Вотъ какъ! Кто-жъ женился на ней?

— Васютка, мельника Чубарова сынъ.

— Ну, на мельницу-то годится. Да выпей ты коньяку-то рюмку! — приставалъ къ учителю Самоплясовъ.

— Давай! Развѣ ужъ что ради свиданія. Больше года не видались.

Учитель махнулъ рукой и выпилъ.

Оба пріятеля любовно смотрѣли другъ на друга. Оба были почти однихъ лѣтъ — двадцати шести-семи, но учитель казался старше. Учитель былъ брюнетъ, краснощекій, южнаго типа, съ крупнымъ носомъ, съ кудрявой бородой, густо засѣвшей по щекамъ отъ самыхъ висковъ, и носилъ длинные волосы. Самоплясовъ былъ блондинъ, остриженный по послѣдней модѣ, съ расчесомъ на лбу и заостренной бородкой, съ сѣро-голубыми телячьими глазами. Роста онъ былъ ниже средняго, видъ имѣлъ тщедушный, тогда какъ учитель былъ средняго роста, съ крупными руками и ступнями и отличался широкой костью. Новая, сѣрая съ синими клѣтками, пиджачная парочка была на Самоплясовѣ съ иголочки. тогда какъ на учителѣ мѣшковато сидѣлъ изрядно поношенный уже черный сюртукъ, довольно грубаго сукна.

— Какъ-же ты это пить-то бросилъ, когда я сюда пріѣхалъ? — сказалъ Самоплясовъ. — А я пріѣхалъ сюда пировать. Я двѣ корзины хорошаго вина сюда привезъ. Хочу облаву устроить въ лѣсу, назвать гостей со всѣхъ волостей… По номерамъ всѣхъ разставить… Помнишь, какъ братья Клыковы?.. А затѣмъ, угощеніе на мѣстѣ, на коврахъ.

— Дорого обойдется, Капитоша, — замѣтилъ учитель.

— Да вѣдь не дороже денегъ. Я, братъ, пріѣхалъ сюда покутить во всю… Въ Петербургѣ мы все время по папенькѣ тризну правили и панихиды служили, а ужъ теперь смерти его минуло полгода. Не все-же плакать и печаловаться.

— Ну, ты въ Петербургѣ и до полугода не особенно печаловался по отцѣ, - сказалъ Холмогоровъ

— Баринъ! Не обрывай! Не люблю этого! Адьютанты обязаны съ почтеніемъ.

Самоплясовъ полушутя, полусерьезно погрозилъ Холмогорову пальцемъ.

— Тыговоришь: Клыковы… — У Клыковыхъ прислуга, поваръ, егеря… продолжалъ учитель. — Положимъ, егерей мы найдемъ…

— А я своего собственнаго мажордома привезъ! — похвастался Самоплясовъ.

— Кого? — переспросилъ учитель.

— Ма-жор-до-ма… Поваръ, лакей, егерь — что хочешь! И швецъ, и жнецъ, и въ дуду игрецъ. Нарочно изъ трактира сманили. Когда-то у графа Заходнова служилъ. Всѣ порядки охотничьи знаетъ. Неужто не видалъ его въ кухнѣ? Онъ тамъ стряпаетъ.

— Ого, какъ ты нынче!

Учитель прищелкнулъ языкомъ.

— А что-жъ изъ этого? Хочу пожить. При покойникѣ папенькѣ-то вѣдь съ курами въ коробу сидѣлъ. А теперь поверчусь малость турманомъ да и приму кончину праведную: женюсь, — похвастался Самоплясовъ. — Ты, Арсеній, еще не женатъ?

— Нѣтъ еще. Да и на комъ, позвольте?

— А вторая-то дочка у лавочника есть. Та не косолапая.

— Не подходитъ для моего обихода, Капитоша! Не того фасона, я планъ себѣ составилъ.