Виктор Широков: Дитя злосчастия

Сон был глубоким как бездна.

4.

Гостиница "Риджес" находилась почти рядом со станцией метро "Глостер роуд". Мой номер выходил на маленький балкончик на втором (по-английски это первый) этаже. Там стояли вечнозеленые пальмы, но выход на балкон был надежно прегражден стеклом двух окон, зашторенных богатыми занавесями.

Номер был достаточно просторен для одного человека.

Кроме огромной двуспальной кровати и двух тумбочек красного дерева с обеих её сторон, в комнате находился стилизованный под ампир бар с цветным телевизором наверху, яйцевидный столик под журналы или импровизированные возлияния, письменный стол с такой же настольной лампой, как и на прикроватных тумбочках, и гардероб, куда я сразу уложил дорожные сумки и развесил одежду.

Помимо того имелась небольшая ванная комната со всеми удобствами.

Я поселился в Лондоне глубокой осенью, в ноябре, и сразу же уяснил, что Гольфстрим делает невозможное: дни стояли теплые, солнечные; дождь лишь изредка моросил, в основном ночью или ранним утром. Это неожиданно напомнило мне Грузию, Тбилиси, где я однажды прожил целых полгода, точто также отвлеченный от рутинной службы и семейных уз.

Расположенный в семи минутах ходьбы Кенсингтонский парк ещё минут через пять переходил в Гайд-парк, и все это почти вечнозеленое блаженство ежесекундно предавалось приятности отдохновения.

Воздух был чист и прозрачен, тихое дуновение зефира едва колебало листы. В прудах плавали гуси, лебеди и постоянно вспархивающие белые чайки. Приятная меланхолия овладела моей душой.

Я постоянно вслушивался в тишину, которую всегда легче прочувствовать, нежели передать на бумаге. Тогда-то я и заметил, что любое несчастие или горе приближает нас к природе, и что только превратности судьбы дают представление об истинной ценности жизни.

5.

Я, будучи "совой", а не "жаворонком", тем не менее, начал рано просыпаться, заимел обыкновение прогуливаться в окрестностях. Неподалеку находилась русская церковь, где служил митрополит Сурожский Антоний, там слышалась русская речь, но я не выдавал свою национальную принадлежность, старался вообще не вступать в разговоры, а в неизбежных случаях отвечал строго по-английски.

Однажды, радуясь очередному восходу, глядя на перистые облака, продернутые огненными нитями рассвета, боковым зрением я углядел припаркованный к ограде особняка серебристый "лимузин", около которого суетилась группа лиц, возможно охранников. Прошло уже несколько месяцев моего пребывания в Лондоне, и ранее я никогда не видел подобной сцены.

Невольно я задумался о причинах появления странной машины в этом месте в столь раннее время.

Когда же я, пройдя несколько десятков метров, прислонился к стене, вернее, втиснулся в каменную нишу, чтобы перевести дух, и перевел взгляд на возвышенность внутри парка, то заметил одинокую женскую фигуру в длинной развевающейся белой одежде, поспешно спускающуюся с пригорка.

Меня поразила сама исключительность ситуации: женщина явно благородного происхождения, совершенно одна в пустынном месте в столь ранний час!

Какова же причина, побудившая её к столь безрассудному поступку? Мне немедленно захотелось проникнуть в её скорбную тайну, чтобы разгадать бессонный ребус бытия, а может быть оказаться полезным несчастной на пути гонения, спасти её от превратностей судьбины.

Меж тем женщина приблизилась к моему укрытию, и я, наконец, четче разглядел её черты. Поразило сочетание взрослой модной одежды и юного лица незнакомки. Несмотря на печаль и тревогу, взрослившие черты, ей нельзя было дать более тринадцати-четырнадцати лет. Только стройность фигуры и высокий рост заставили меня счесть её старше на отдалении.

Острое сочувствие немедленно вспыхнуло во мне. Все в одинокой девушке говорило в её пользу, благопристойность и благородство движений, скромный и одновременно повелевающий взгляд, чистота одеяния.

Мне захотелось немедленно спасти бегунью от несчастья, очевидно следовавшего поп пятам. Мысленно я сказал самому себе, что не могу оставить её без участия. Однако следовало бы убедиться в её намерениях, прежде чем предлагать свои услуги.

Вдруг девушка переменила направление и повернула к глубокому озеру, взошла на мостки, возвышавшиеся над водой, и замерла лишь на мгновение. Взгляд её, наверное, оценил глубину водоема. Она отступила на несколько шагов, словно объятая внезапным ужасом, но справилась с чувством, воздела руки к небу и снова подошла к кромке мостков, одновременно сбросив с себя одеяние.