Виктор Широков: Исцеление Мидаса, или Новая философия жизни

Мне давно все до лампочки. Разве для того Горбачев затевал перестройку, чтобы женские пупки обзавелись ресницами? Да и перестройка, по сути, давно уже позади.

Ничуть, - плотоядно щерила коленки, обтянутые лайкрой, многомудрая Оленька. - В России перестройка никогда не заканчивается, так же как и капитальный ремонт в любом отдельно взятом здании. Можно, конечно, снести всё до основанья и начинать строить сызнова. Но фундамент-то все равно останется прежний.

Да, и ты, безусловно, права, - признавал я обычно свое поражение и старался перейти к чайной или кофейной церемонии, а то и к винно-водочной процедуре, ибо не было другого пути остановить Олины словопрения. Однако нередко и сам срывался в болтологию:

- Когда ещё мы испечем общественный пирог! Никак не поднимается опара; тесто вялое, неподъемное, ибо, прежде всего, дрожжи ни к черту! Каждый из нас в отдельности и самостоятельно не изменился ни на йоту, откуда же тогда взяться могучему общему порыву. А тот, что был, давно ушел в свисток. Лично меня давно интересует только новый сюжет, его поиски и освоение, и кажется, я только что нащупал дискурс своей будущей картины.

Дискурс?

Я чувствую непонимание в твоем голосе. А может это издевка? Надо было давно привыкнуть к этому слову. Заметь, есть ещё один новомодный эпитет беспрецедентный. Его любят прилагать к любому событию - от утечки бытового газа до падения метеорита - на телевидении, особенно на НТВ.

Беспрецедентный дискурс, так что ли?

Именно. Вот такое новое божество. Вот истинное знамение времени. Неуклонный бег по пути прогресса. Клон. Зря, что ли Гёте в "Фаусте" пропел гимн гомункулусу. Все последующие поколения будут, увы, рождаться в колбах, в ретортах. Глядишь, совсем отпадет надобность в именах и фамилиях. Всем присвоят математические, цифровые имена, ИНН-ны. Все мы предстанем подлинно демократическими членами, равнозначащими числами, цифрами, лишь абстрактно возрастающими в новом, беспрецедентном исчислении. Вот они - ростки будущего, склонись перед наступающим клоном.

Милый мой, ты совсем заговорился. Давай, поешь; попей чайку.

Не переживай. Я вовсе не хочу обратить тебя в новую веру. И я - не сумасшедший. Просто умею читать между газетных строк и видеть через рвы времени. А ты - женщина, ты слишком привязана к сиюминутным мелочам, к быту и не умеешь предвидеть. Скажи, почему ты до сих пор не научилась играть в шахматы? Потому что не умеешь, а главное не хочешь научиться видеть вперед на ход, не говоря уже о том, чтобы заглянуть на два-три хода вперед.

Ты прав, я - женщина и мне совсем не нужно уметь играть в шахматы. У меня другие приоритеты. Например, почему бы нам с тобой не образовать семью? Ты - в разводе и я - не замужем. Чем мы не пара?

Да уж, вечный женский рефрен, как в старой песне или в мелодраме. Прости, но у меня элементарно нет денег для жизни вдвоем. Мне и одному-то трудно, я весь в долгах.

Вот сейчас наконец-то ты - не фантазер, а подлинный реалист. Деньги основа любого мира. И тебе давно пора начать зарабатывать. У тебя есть для этого и талант, и энергия, а главное - в мире полно сумасшедших коллекционеров. Пользуйся этим, к тому же сейчас не война, и богатые легко вкладывают деньги в искусство.

Наверное, я извращенец. Я не умею работать для заработка. А то, что я пишу, почему-то не пользуется спросом. К тому же я напуган визитами заимодавцев. Кстати, уже несколько раз наведывался хозяин особнячка, я задолжал ему плату за четыре месяца. И сейчас опять мой острый слух замечает тяжелое одышливое шарканье по асфальту. Через несколько минут, вот те крест, раздастся звонок в дверь, пожалует немилосердный владелец моих кубометров света и воздуха; помоги мне, придумай что-нибудь.

Выпалив одним духом эту просьбу, я спешно ретировался в ванную комнату, и был воистину прав.

4

А все-таки он многого ещё не понимает в жизни, суетится, надеется, пробует, хотя игра, в сущности, сделана, ставок больше нет. Жаль, что мы не выпили с ним шампанского или пива хотя бы. Кажется, я становлюсь алкоголичкой; уже после второй рюмки во мне разливается такая теплота, даже горячесть. Необыкновенная энергия начинает подталкивать меня на такие поступки, которые я бы никогда не совершила в трезвом состоянии. Нет, подпитие - это прекрасно, любишь не только себя. Любишь множество людей, всегда готова дать им в свою очередь радость. Особенно мужчинам. Они ведь большие дети, по сути, они хотят обладания, хотя давать - радость неимоверно большая. Циппельзон в свое время научил меня очень многому: он отнял у меня стыд, дал мне смелость быть одновременно мадонной и блудницей, зверем и агнцем, научил мыслить его мыслями, чувствовать его чувствами... Другое дело, что, использовав, он бросил меня как ветошку, оставил доживать жизнь на родине, не взял с собой, в новую возможность, а передал по наследству, вместе с мастерской, своему преемнику, ученику и приятелю. Ему оказалась не нужна моя любовь, в которой не было ни греха, ни заслуги. Что ж, я не уступлю своему учителю, я пойду дальше его, я разовью исподволь у его преемника страсть к разрушительному противоборству не только с внешними обстоятельствами, но и с внутренними.