Виктор Широков - Навстречу будущим зорям

Почему, к сожалению? - спросил снова алкающий табачного зелья, но, кажется, понял пикантность ситуации и устыдился. Вернулся назад, за лоток. Я же отправился к полузнакомой полустарухе в таиландской шляпе-веере и выпросил пару сигарет для послушника. Он тут же поблагодарил меня вполне по-светски, но холодно, мельком, хотя ранее куда как цветисто обменивался речепоклонами с нашим экскурсоводом Сергеем, вручив ему, видимо в качестве благодарности за привод покупателей пакетик фисташек. Тут-то я чуть-чуть задумался об обнаженном моторе экономики Валаамского организма (механизма), о властной смазке человеческих отношений. Назад на теплоход мы вернулись куда скорее, нежели тянулись вперед. Пообедали. Я после душа спекся и заснул, отказавшись от послеобеденной прогулки на катере в очередной монастырь. Впрочем, может быть, меня подспудно заставило выбрать объятья Морфея тривиальное желание сэкономить 60 рублей, которые стоила дополнительная экскурсия. А жена отправилась на эту прогулку, общество коллег развлекало её куда больше нежели мое рефлектирующее попугайское балабольство. Поспав часа три, я встряхнулся, сходил в бар, выпил чашечку кофе за 10 рублей, приценился к рюмке коньяка "Мартель" и отступил перед более чем сторублевым барьером. Затем трезво потрюхал на берег в сувенирную палатку, которую приметил ещё днем на обратном пути. Не скрою, хотел купить дочери в подарок хотя бы глиняный колокольчик, который не отважился приобрести в начале островной одиссеи (вполне мог разбить по дороге. Впереди меня (а идти надо было метров 50 - 100) скользила молодая женщина в юбке-штанах, мелькание которых если и не развлекало, то хотя бы отвлекало от чисто философского медитирования. Войдя в палатку, я стал перебирать сувениры, выискивать подходящий по сюжету колокольчик и волей-неволей прислушиваться к разговору продавщицы с прибывшей до меня женщиной, которая, видимо, была не туристкой, а, как и её собеседница, относительной аборигенкой. Разговор шел приглушенный и отчасти зашифрованный. Возможно, именно мое присутствие сковывало знакомок.

Слушай, а что относительно яиц.

Да?

Яиц, я говорю. Надо бы договориться. А то я совершенно загибаюсь.

Каких яиц?

Не знаю. Ну, хотя бы яиц. А то совершенно нет сил. Я только о яйцах и думаю.

То есть?

Ну, ты-то как? Что совершенно без них обходишься? Неужели и ночью не хочется? А как же муж?

Говори яснее.

Ну, муж-то твой обеспечен яйцами или без них обходится? Клянусь, в начале невольного подслушивания я решил, что речь идет о декоративных яйцах из змеевика, которыми были завалены все лавки Валаама; потом, грешным делом, решил, что подруги сплетничают о своих амурных подвигах и лишь потом с трудом сообразил, что яйца одна из главных составляющих еды в разгар сурового Петровского поста, ведь подруги были, скорее всего, верующими.

Да я больше кашу варю. И потом надо бы тебе на яйца благословение в монастыре получить.

Что-то не хочу я в монастырь обращаться и к старушкам тоже не хочу.

А как же без благословения?

Знаешь, я лучше дам тебе денег и коробку. Купи мне яиц хоть с десяточек и лучше сегодня вечером, а не завтра. Не забудь, ладно?

Ладно. А не хочешь молока?

Боюсь, молоко скиснет. Нет, лучше яйца. Я что-то совсем ослабела. Весь этот разговор с постоянным поминанием монахов, с которыми бы лучше дел не иметь, но вот проклятое благословение получить иначе никак нельзя, прокручивался, наверное, раза три-четыре. Наконец я выбрал колокольчик, осмотрел весь лавочный хлам, при этом до десятка раз задел развешанные повсюду музыкальные погремушки, называемые сложным обозначением китайской духовной музыки (вообще, в Валаамских лавках меня поразили смесь и взаимоуживаемость языческих оберегов, предметов христианской символики и всевозможных восточных (особенно буддистских) прибамбасов вплоть до полной чертовщины - это на рассвятейшем христианском острове!) Тут инициативу разговора у продавщицы перехватила женщина в юбке-штанах:

Не подскажешь ли, как все-таки по глине пишут? Понимаешь, я тут по случаю купила за копейки несколько горшочков, стерла с них надпись "Выпускнику 97-го" и стала выписывать "Валаам"; ну, первая буква та же, я её оставила, она как-то ещё выводится, а потом капиллярная ручка забивается сразу же пылью и ни с места. А кисточкой писать не умею. Как быть?

Не дрейфь. Притерпишься. У всех сначала не сразу выходит. А потом в день по сотне надписей выдают. А то с горшочков переходи лучше на кулоны. По камню царапать легче и чем угодно можно, хоть гвоздем, хоть булавкой, хоть ножницами... Я не дослушал, попросил отложить выбранный колокольчик и пошел за деньгами, которые оставил в каюте. По дороге обратно наткнулся на молодоженов Мишу и Татьяну, развлек их пересказом услышанного только что диалога о яйцах, посплетничал о нравах на острове и о псевдобизнесе, захватившем островитян, а потом, вспомнив, кстати, пересказал им историю общения с художником Василием, которого я навестил во второй раз по дороге назад, на теплоход, ещё до обеда. За час-два, прошедшие с нашей первой встречи и первого короткого диалога, в его экспозиции, разложенной на траве, никаких перемен не произошло. Только картинки на травяном иконостасе поменялись местами. Я попросил Василия снова показать мне разрисованные камешки. При повторном осмотре рисунки показались ещё более убогими (и Рерих, и волк - все гиль).