Виктор Широков - Случайное обнажение, или Торс в желтой рубашке

А второй раз меня убивали лет в двадцать. У меня были школьные друзья, трое, так и хочется написать "три мушкетера", классический вариант: Вадик, Аркаша и Сергей. Мы вчетвером выделялись в классе повышенной эрудицией, любовью к математике (ею нас увлёк преподаватель Борис Николаевич, царство ему небесное, уволенный за пьянство из университета и, видимо, скучавший по острым мозговым реакциям студентов-фанатов), начитанностью и помимо интеллекта явным интеллигентским происхождением, что сплачивало и объединяло (на определении происхождения жена моя, читающая этот текст через мое плечо, фыркнула, явно не соглашаясь, мол, какой я интеллигент, просто мурло невоспитанное. Ишь, дворянка тоже мне нашлась!)

Сергей и Аркаша были, пожалуй, действительно лучше многих в классе обеспечены, мы же с Вадимом жили попроще, но нас это тогда не разъединяло, никто не выказывал рудиментарного чувства зависти, одеты были мы одинаково бедненько, чего стоили одни зимние боты "прощай молодость" с пряжками, одевавшиеся, как глубокие галоши, на туфли или ботинки, и являлись (наш класс и 9-й, и 10-й был один на всю школу, школа наша умирала и через выпуск стала уже не десятилеткой, а восьмилеткой), можно сказать, элитным хозподразделением: нас посылали не только на всевозможные физхимматематические олимпиады, где мы добивались определенных успехов и наград, но, прежде всего, мы были разнорабочими: то привозили в школу бензин в бочках для автокласса, то грузили-разгружали какие-то стройматериалы, то перевозили почтовые ящики и табуретки, которые в несметных количествах производились учениками на уроках труда.

Последние два школьных года мы практически не ходили на уроки или на часть уроков, имея вполне легальное освобождение от директора школы, преподавателя химии по прозвищу "Галоген" (он действителен был чрезвычайно подвижный низкорослый толстенький человечек с носом-картошкой, кустистыми крашеными бровями, весь какой-то взъерошенный, чем-то похожий на клоуна и на Никиту Хрущева, тоже говоривший с южным малороссийским акцентом).

А как мы блистательно срывали любые занятия по просьбе одноклассников, начиная сразу же после перемены пустопорожнюю, хотя нередко и остроумную болтовню с очередным преподавателем (конечно, учителя отлично понимали нашу игру и охотно принимали её правила, сами устав от непосильной нагрузки и не меньше нас желая подурачиться). Надо сказать, подобные зрелища наши одноклассники очень любили и часто подбивали нас на срыв занятий. Вообще, в нашем классе не было поляризации, не было враждебности друг к другу. Все, решив еле-еле одну положенную по физике или алгебре задачу за традиционные сорок пять минут, спокойно воспринимали наши учетверенные выдрючивания, наше постоянное соревнование между собой - кто решит больше: пять-десять задач. Нас не останавливали и не осуждали, и я даже получил неожиданно для себя серебряную медаль, впрочем, золотую дали девочке, которая училась чуть похуже меня, зато отличалась спокойным нравом и примерным поведением.

Но вернемся к испанской сюите, то бишь к русской рулетке. Мне всегда нравились девочки. С первого класса. А может неосознанно и до школы. Помню смутно игры с рыжей девочкой в садике поликлиники, рядом с которой жил и как она меня учила какому-то семейному этикету. Но стыд, стеснительность долго мешали мне просто даже разговаривать с объектом своих желаний и страстей, не говоря о большем. Годам к восемнадцати-двадцати я, если не повзрослел, то пообтесался. И вот мы вчетвером (Сергей учился на юриста и сейчас заведует кафедрой в местном университете, я - на врача, Аркадий - на инженера, а Вадик - на физика) повадились в клуб ДМЗ (тоже поселок, но уж совсем окраина города П., остановка электрички называлась, как сейчас помню, Голованово; а ДМЗ расшифровывалось как "древесно-массовый завод", где готовилась древесная масса, из которой делали целлюлозу, а уж из неё в свою очередь - бумагу и картон) на танцы под духовой оркестр (дискотек тогда ещё не было).

Четверо мы были вполне защищены от местной шпаны своим количеством и крепкой дружбой, к тому же Сергей был тоже местным, дээмзовским, и на минуточку - сыном директора завода, а Аркадий, живший в то время уже в центре города, сыном замдиректора. Не с руки было нас притеснять другим завсегдатаям танцев. И положил я глаз на девушку Лилю, которая нравилась мне за несколько лет до новой встречи (она училась в соседней школе в одиннадцатом классе, а я - в десятом, следовательно, был на два года младше). Маленькая, чуть выше полутора метров ростом, изящного сложения (тогда не были в моде акселератки), с большими голубыми глазами, русыми волосами и ярким чувственным ртом. Однажды уже на какой-то домашней вечеринке по случаю 8 марта или I мая после бокала шампанского (вообще-то наша четверка не пила, не курила и, можно сказать, любовью не занималась, одним словом, потерянное поколение) она отяжелела в моих объятиях во время танца (наверное, это было мое любимое танго) и губы наши по киношному соединились в мучительном поцелуе.