Виктор Широков: Стихи разных лет

Так двуедин озноб. Зачем утроба страшится праха, не приемлет гроба, предпочитая Вечности угар.

Распорядилась мудрая природа, чтоб человек бездумно, как Икар, стремился к Солнцу; продолженья рода чтоб не стыдился, даже если стар.

Так вот она, хваленая Свобода!

Перед тобою - не алтарь, а - бар; и если у тебя священный дар, то выбирай забвенье для народа.

Но осторожно: сменится погода, и удостоят длинных узких нар.

8.12.74

Хочу заснуть, переборов озноб.

Мне жаль свой чистый и высокий лоб. что колотиться без толку о стенку!

Чтобы убрать Безвременья сугроб, бульдозер жалок, если сядет жлоб за руль, а мой собрат воспомнит Стеньку...

Хочу, чтобы пригоршнями, горстьми, не чувствуя себя в пиру гостьми, таскали холод времени ночного...

Тогда б гордился, что знаком с людьми, и сна не призывал бы, черт возьми!

И вывернул бы из-под сердца слово...

8.12.74

Как я ничтожен, жалкий шарлатан!

Ведь я, как все, хочу набить карман, и, намотав учености тюрбан, продать дороже песенный дурман!

8.12.74

Я не вымучиваю строки о самой всесоюзной стройке; мне ни к чему ночной кошмар некрофилических видений!

Ведь я - не гений, не Евгений, и ничего из откровений не напечатает Семар.

8.12.74

Больной Бессонницы поносом, ну, как я не остался с носом, когда торжественный вопрос пытался ухватить за нос?!

8.12.74

Сочинял. Вставал. Писал.

И опять в постель валился.

И заснул. Ну, как фискал мне под утро не приснился?!

9.12.74

НАОБОРОТНОЕ

Еду в троллейбусе.

Город - один бесконечный бессонный вокзал.

Всюду рекламы горят и торчат циферблаты: сверить спешите часы!

Мчится троллейбус по кругу, дорога - моделью вселенной, S, перевернутая горизонтально, змеится.

Может быть, SOS?

Мчатся троллейбусы, словно планеты вокруг догоревшего солнца.

Центростремительной силой в сиденье я вжат, а центробежною силой меня подмывает, как мячик, выскочить не на своей остановке и вспять повернуть...

Где он, вокзал, с которого в детство возможно вернуться?

Все циферблаты - безглазые мутные лица; стрелки, вращаясь назад, по тараканьи усаты.

Наоборотный язык так же не нов, он освоен неоном, в небо летят телеграммы бессонной Земли...

Я возвращаюсь домой с площади трех самых шумных вокзалов.

Пусто в подъезде.

Ящик почтовый раскрыт, дверка свисает языком запыхавшейся гончей.

Лестница тянет к звонку.

Тараторит с женой телевизор.

Чай разогрет.

На столе ждет завершенья письмо...

15.12.74

1975 год

ПЫЛЬНАЯ БАЛЛАДА

Молчу. Один. Перед листом бумаги как будто перед совестью своей ответ держу. И не меняю флаги.

И белый - не взовьется, хоть убей!

Не сдамся ни тоске, ни скуке, ни позору быть притчей во языцех земляков...

Я из родной избы повымел столько сору, что пыль набилась в легкие стихов.

Я так восторженно орал мальчишкой песни, бездумно гирями бумажными играл; звал стихопад; потом стихообвал чуть не прибили тем исход чудесней.

Мне - 30. Волос хоть и поредел, но нет тонзуры. Голос мой не жидок.

И столько впереди серьезных дел, и столько не раздаренных улыбок!

Мне тесен ворот истин прописных, и ногу жмет башмак знакомых улиц; и я спешу на поиски весны, и не хочу, чтоб мы с ней разминулись.

Весна, весна! Скудеет государство без золотого таинства любви; и если на бегу ты обознался - одну весну на выручку зови.

Пыль на зубах скрипит, и скряга-случай боится медный фартинг золотить; и ветреная туча рвет солнца не раскрученную нить.

В глазах темнеет. Липовую оголь, весна, зеленой влагою насыть!

Русь-тройка, как тебе молился Гоголь!

Нельзя, родившись здесь, Отчизну разлюбить!

Я сетовал на городишко свой, на то, что с каждым днем друзей теряю; что сам не свой, когда одни и те же бредни повторяю.

Бегом отсюда, больше - ни ногой - твержу себе, и в отпуск - рвусь обратно...

И понимаю: нет, я - не чужой, и кислотой разлук не вытравить родимые мне пятна.

Мой город, сохрани мой легкий след - не мраморной доской - вниманием к лит. смене; дай побарахтаться в газетной пене, и раз в десяток лет здесь вырастет поэт...

Привет, привет! Отхаркивая пыль, сбегаю к Каме по натруженным ступеням.

Как хорошо, что я не стал степенней; и как река, не утихает пыл!..

Катись, река! Далеко-далеко.

Впадай, как в сердце, в яростное море.

И мне б хотелось песенной строкой до сердца дотянуться вскоре.

Мне - 30 лет. Растет моя семья.

Еще не написал я главную из книжек, не побывал в Нью-Йорке и в Париже, но позади студенчества скамья.