Василий Брусянин - Уличный папа

Художник подошёл к двери в столовую, приотворил одну скрипнувшую половинку и сказал:

— Слышишь, Наташа?.. А теперь, — добавил он, обращаясь к Суслину, — а теперь, как говорится, «звольте вам выйти вон!..» Вон!.. Вон!.. И чтобы никогда у меня не бывать!.. И чтобы вы не смели при встрече со мною или с женою раскланиваться!.. Замечу — публично морду набью! На улице прибью, в театре, в церкви и то не пощажу!..

Он говорил и шёл за торопливо удалявшимся к двери инженером, — шёл, тяжело дыша и грузно ступая по паркету.

— Я отомщу вам… Да-с!.. Вот вы — отец Леночки, а не смеете войти в её комнату… Да-с!.. Потому, она — моя дочь, а не ваша!.. Ваша она и не ваша… Да-с!..

Художник стоял в двери в прихожую и насмешливо смотрел на инженера, руки которого дрожали, и он никак не мог попасть в рукав пальто. Свинцов помог Суслину надеть пальто и сказал:

— Помните же… Леночка — моя дочь!.. Моя, не ваша!.. Я её буду любить, целовать буду, ласкать, а вы будете жить, знать, что у вас есть дочь, и не будете её ласкать!.. Ого!.. Я отомщу вам!..

Эта сцена навсегда осталась в памяти Суслина. Точно околдовал его жирный художник своими словами, точно приворожил его к Леночке. И как будто каким-то неумолимым проклятием нависла над ним эта девочка, которую он не имеет права ласкать и целовать. Пусть бы лучше художник избил его у себя в кабинете, но лишь бы позволил бывать у него в доме, чтобы видеть Леночку… А теперь он живёт и мучится мечтою о Леночке. Его дочь эта, белокурая, голубоокая девочка, и он не может целовать её. Она даже не знает, что он — её отец, а не этот обрюзгший, толстый художник…

Последние годы он только издали решается смотреть на Леночку. По воскресеньям отправляется на Караванную и долго ходит мимо дома № 17. Ходит и ждёт, когда Леночка выйдет на улицу в сопровождении бонны.

Бонна — пышная блондинка с густыми волосами и с вздёрнутым носиком. Одевается она франтовато, и, когда Суслин идёт им навстречу и смотрит в ясные глазки Леночки, немка жеманно и кокетливо заглядывает на Артемия Иваныча и что-нибудь весёлое рассказывает Леночке по-немецки.

Иногда взгляд Артемия Ивановича встречается с простодушным и весёлым взглядом милой девочки, и горькое чувство укалывает сердце одинокого инженера. Так и хочется наклониться к девочке и сказать: «Милая моя Леночка… Здравствуй!.. Ужели ты не узнаёшь своего папу?..»

Смешно бы это вышло, а может быть, и грустно, почти трагично!.. Сказал бы он так Леночке, а та с недоумением посмотрела бы на «чужого дядю», а может быть, и шарахнулась бы в сторону. У неё уже есть папа — толстый человек, с седыми висками и с бородой, которая тоже седая. А какие игрушки он ей покупает! А как смешно, когда папа, — большой седеющий папа, — как мальчик начинает бегать по комнатам и играть с Леночкой! А летом на даче что он с нею делает!.. Научил Леночку играть в крокет, купил ей бильбоке, завёл на озере лодку с красными каймами по борту и даже лодку эту назвал «Леночкой». Большими белыми буквами выведено на носу лодки её имя. И Леночка, вообще-то ещё плохо умеющая читать, твёрдо знает семь букв в её имени, и этому научил её папа, большой толстый и седеющий папа.

Инженер Суслин летом особенно скучал по Леночке. Уезжает семья Свинцовых на дачу и увозит с собою белокурую девочку, и он прекрасно знает, где Леночка проводит лето: в белой даче, на холме, поросшем высокими соснами. Недалеко от белой дачи озеро, а на озере лодка с красными бортами, и на самом носу лодки белой краской выведено дорогое Суслину имя, милое, хорошее слово: «Леночка».

В воскресенье утром спешно едет инженер Суслин на Финляндский вокзал, садится в поезд, и ему кажется, что вот именно этот поезд, в который он сел, движется медленнее всех поездов в мире. Спешит он в знакомую дачную местность, к холму, на котором расположена белая дача, а поезд движется медленно. И сидят около инженера Суслина, и против него, и за ним неизвестные ему, чужие люди. Надоедливый, плоский разговор этих людей и противный их смех… И всё скверные рожи, чужие, холодные, чопорные, скверные рожи!.. А в представлении рисуются образ милой Леночки, и её белокурые волосики, и её светло-голубые глазки, милые глазки…

Останавливается поезд у знакомой станции. Выходит из вагона инженер Суслин и идёт знакомой дорогой к белой даче на холме с соснами. А сам всё озирается, опасаясь, как бы не встретиться с Натальей Дмитриевной, с её мужем или с Леночкой.

Он боится остаться с глазу на глаз с Леночкой. Ведь не может же он в самом деле подойти к ней и сказать: «Здравствуй, Леночка… Милая моя деточка!.. Ведь я — твой папа, настоящий папа!..» Не может он сделать это, потому что знает, что Леночка не поймёт его и скажет: «Не знаю я чужого дядю… Ай, боюсь, боюсь!..» У неё есть папа, толстый, седеющий человек.