Николай Лейкин: Угловые

Барыня съ головы до ногъ окинула Марью взглядомъ, и спросила:

— Да ваша фамилія-то какъ?

— Кренделькова… Марья Кренделькова, благодѣтельница.

— Кренделькова? Не помню такой. Хотя ваша фамилія такая, что легко запомнить. Вы здѣсь живете?

— Въ этой-же квартирѣ существуемъ, сударыня, только въ другой комнатѣ. Тамъ, рядомъ, я уголокъ снимаю. Махонькій уголокъ по сиротству нашему… Вотъ и квартирная хозяйка тутъ. У нея можете спросить.

— Вы въ какое общество подавали? Вѣдь есть много обществъ, — задала вопросъ барыня.

Марья встала втупикъ.

— Да вѣдь я неграмотная, ваше высокое превосходительство, мнѣ люди писали. А только въ такое, которое сапоги раздаетъ. Сапоги, пальто, калоши… Явите божескую милость, барыня, не оставьте сироту.

— Я членъ совѣта общества для пособія бѣднымъ теплой одеждой и обувью.

— Вотъ, вотъ… — подхватила Марья. — Такъ оно и есть… Въ эту точку… Оно… Туда мы и подавали.

— Вы замужняя? У васъ есть мужъ? — спросила барыня.

— Нѣтъ, сударыня… сирота…

Марья хотѣла сказать, что она вдова, но покосилась на Алябиху и потупилась.

— Отчего-же вы говорите: мы подавали?

— Да вѣдь много у насъ тутъ жильцовъ всякихъ. Всѣ подавали… А я сирота, совсѣмъ сирота. Помощи никакой.

— Но вѣдь все-таки чѣмъ-нибудь занимаетесь, работаете?

— По стиркамъ хожу, поломойствую. А только у меня, барыня, ломота въ рукахъ и ногахъ и круженіе въ головѣ.

— Сколько-же у васъ дѣтей?

Марья совсѣмъ забыла, о сколькихъ дѣтяхъ писалось у ней въ прошеніи. Она запнулась нѣсколько и отвѣчала:.

— Трое, сударыня.

Это взорвало Кружалкину. Она была зла на Марью за отдачу дровъ лавочнику, и проговорила:

— Ну, зачѣмъ-же врать-то барынѣ? Барыня эдакая добрая, сама пріѣхала, а ты врешь.

— Да вѣдь одинъ у меня въ деревнѣ,- поправилась Марья. — А другой…

— Можете показать мнѣ вашихъ дѣтей? Гдѣ они?

— Въ школѣ, сударыня, въ школѣ… Теперь такое время, — отвѣчала Марья.

— Не помню я прошенія Крендельковой, не помню, — покачала головой барыня. — Вы когда подали-то его?

— Да когда… Дня два ужъ какъ подала прошеніе. Я о мальчикѣ, сударыня, прошу… о сапогахъ…

— Два дня… Ну, такъ оно еще неразсмотрѣно. Могло даже и не поступить ко мнѣ,- проговорила барыня, посмотрѣла на лицо Марьи и спросила:- А что это у васъ глазъ-то, Кренделькова?

Марья покраснѣла.

— Да вотъ головокруженіе, ваше превосходительство, отвѣчала она. — Несла это я намедни корзиночку съ бѣльемъ, а у насъ лѣстница скользкая, оступилась я да и… Вы не подумайте что-нибудь, барыня, — прибавила она. — Конечно, не трудно у насъ и на кулакъ наткнуться, потому что народъ у насъ въ углахъ животъ фабричный, буйный, и онъ ни за что тебя въ пьяномъ видѣ двинетъ, а только это на лѣстницѣ, отъ круженія…

Квартирная хозяйка стояла и еле сдерживала, улыбку.

— Ну, что-жъ, покуда у меня не будетъ вашего прошенія, Кренделькова, я вамъ ничѣмъ помочь не могу, — сказала барыня. — Но вы все-таки считайте себя ужъ обслѣдованной. Показанія ваши я запишу въ мою записную книжку и ужъ сама сюда больше не пріѣду, ни отъ себя никого не пришлю. А сапоги для вашего сына вы получите. Я васъ вызову къ себѣ повѣсткой.

— Много благодарны вами, барыня, — кланялась Марья. — Вамъ Богъ заплатить, что вы не оставляете сиротъ. — Но нельзя-ли, барыня, и за уголокъ, благодѣтельница, за меня заплатить? Всего два рубля…

Марья была уже смѣлѣе. Видя снисходительность барыни, она наклонилась, чтобы поцѣловать ея руку, но барыня быстро спрятала руки за спину, тогда Марья приподняла голову и чмокнула барыню въ плечо. Барыня повела носомъ и строго взглянула на Марью.

— Вы водку, Кренделькова, пьете. Отъ васъ водкой пахнетъ, — проговорила она.

Марья смутилась, покраснѣла, но тотчасъ-же нашлась и отвѣчала:

— Нѣтъ, барыня, что вы! Точно что я сейчасъ выпила малость отъ сосѣдки, именинницы., а только это не отъ меня самой пахнетъ. Это отъ ногъ, сударыня… Я ноги натираю водкой, потому что у меня, ваше превосходительство, ревматизмъ въ ногахъ… Только водкой и спасаюсь. А пить — зачѣмъ-же?..

— Ну, смотрите. Будьте осторожны. Мы завѣдомо пьющимъ людямъ не помогаемъ.

— Боже избави, барыня… Что вы… Это отъ ногъ. За уголокъ-то, барыня, можно разсчитывать получить?

— Нѣтъ, нѣтъ. Что-нибудь ужъ одно: или сапоги, или за уголъ. Вы просите сапоги — сапоги и получите. Да наконецъ вы у меня и на замѣчаніи… Этотъ глазъ… Этотъ запахъ… Вѣдь я не могу провѣрить. Дайте мнѣ гдѣ-нибудь къ столу присѣсть, чтобъ я могла въ записную книжку записать, — обратилась барыня къ квартирной хозяйкѣ.