Марина Бонч-Осмоловская: Южный Крест

Назавтра, когда я был на работе, Лена вернулась домой. Чутко прислушиваясь к звукам из комнаты свекрови, она поставила чайник и принялась намазывать бутерброд. Не прошло и нескольких минут, как дверь отворилась и на пороге бесшумно возникла Ирина Александровна, подтянутая, с красиво уложенными серебристыми волосами и радушной улыбкой.

- Леночка, здравствуйте! Вернулись?

- Здравствуйте, Ирина Александровна! Да... захотелось подругу навестить... Я давно собиралась, да как-то руки не доходили.

- И правильно! Вы всегда так делайте, - медленно сказала Ирина Александровна, отвернувшись к плите. Что-то в ее тоне заставило Лену поднять голову и осторожно посмотреть в спину свекрови.

- Вас не затруднит сходить за молоком? - продолжала Ирина Александровна мягко. - Вадик любит на ночь выпить горячего молочка, когда уснуть не может. В последнее время он спит плохо - круги под глазами, осунулся весь.

Лена смотрела, как Ирина Александровна моет посуду, и казалось, что это олень, стоя на освещенной опушке, поводит чутко торчащими ушами, стараясь уловить еле слышные звуки и шорохи.

- Да, кажется, он в порядке... - протянула она аккуратно, не поднимая глаз. - Правда, работы много, надо какой-то доклад приготовить.

- Не доклад, а важное исследование! Вадик становится серьезным искусствоведом. Последние его работы были напечатаны... А, что, Леночка, вы об этом не знаете? - прервала она себя и, улыбаясь, посмотрела на молодую женщину.

- Знаю, конечно, он рассказывал!

- Ага... Вадик быстро идет в гору, его работы ценят. Это, кстати, непросто, когда вокруг много отличных специалистов. - Ирина Александровна взглянула на невестку, и в ее красивых глазах промелькнуло какое-то неуловимое выражение. - Он, Леночка, человек творческий. И деликатный. Ему нужен покой, отдохновение, всякие посторонние вещи могут только помешать, тонкая, не явная усмешка скользнула и погасла на ее губах. Сомнений быть не могло - это был вызов! Лена мгновенно ощутила это всем своим существом и хотела крикнуть: "Кого вы называете посторонним?!", но вместо этого промолчала и совершенно неожиданно для себя сказала:

- Я тоже интересуюсь искусством. Вадик составил список книг, которые мне надо прочитать.

- Жаль только, Леночка, что вам не дали этого в детстве. Я представляю, как трудно начинать все сначала!

- Почему же! - вспыхнула, не удержавшись, Лена, - я просто другими вещами интересовалась! Открытки собирала, на волейбол ходила долго, еще музыка.

- А музыку вы какую предпочитаете: камерную или симфоническую? невинно спросила Ирина Александровна.

- Нет... я эстраду, пластинки покупала.

- Понимаю... - Ирина Александровна саркастически посмотрела на Лену. Как бы вам это объяснить... Есть жизнь разных уровней, и эти уровни смешиваются с большим трудом. Людям из разных кругов бывает сложно понять друг друга, найти верный тон в жизни друг с другом. Найти взаимопонимание. Если вы понимаете, о чем я говорю? А без верного тона совместная жизнь становится невозможной.

- Вообще-то я согласна, только почему вы считаете, что у нас с Вадиком нет понимания? - проговорила Лена с внезапной и глубокой досадой и рассердилась, что так явно выдала свои чувства. Она чувствовала себя уязвленной и понимала, что свекровь говорит с ней так, именно чтобы ужалить, но впрямую сказать не могла и оттого еще более ощущала свое бессилие перед этой умной, оскорбляющей ее женщиной.

- Вадик меня любит, Ирина Александровна, и я его тоже!

- Да... он еще слишком вас любит... - прищурившись, сказала вполголоса Ирина Александровна и с натугой улыбнулась. - Вам нужно, Лена, найти с Вадиком верный тон. Вы, конечно, понимаете, что за эмоциональный климат дома отвечает женщина. Особенно, если вы имеете дело с такой незаурядной личностью, как Вадик. Вы же не станете отрицать, что вы несколько... простоваты для него? - Ирина Александровна длинно улыбнулась, а Лена конвульсивно дернула ногой, сильно растерявшись от столь прямого выпада и еще потому, что, может быть, что- то от этого могло быть правдой, которую она сама понимала и от которой мучилась, а в то же время вовсе не правдой, а явным оскорблением.

Нагнувшись, Лена медленно развязала шнурки, сняла ботинок и, глубоко запустив руку вовнутрь, принялась разглаживать невидимые складки. Так же спокойно надела она ботинок на ногу. Ирина Александровна смотрела на нее разочарованно. Но когда Лена медленно подняла голову и взглянула в глаза свекрови, Ирина Александровна чуть не вскрикнула. На нее смотрел неумолимый взгляд, никогда невидимый ею прежде на лице этой миловидной женщины.