Иван Арсентьев - Три жизни Юрия Байды

«Черт знает, где он выкопал такую древность? — удивлялся Юрась. — Не иначе в музее украл или разрыл старую могилу…»

А говорить стал — фу-у-у!.. И откуда все бралось? Слушаешь, и кажется: прохудился рот у старосты и льются из него потоки злоречья. Правда, откровенные антисоветские выражения он позволял себе исключительно среди своих подчиненных, при народе же оставался, как и прежде, не слишком многословным, осторожным, по пустякам не придирался и при случае старался подчеркнуть, что старостой стал не по своей воле. Не согласись он, другого бы назначили, от которого, возможно, выли бы белугой. Так что односельчанам повезло, пусть радуются. Но полицаям он никакого спуска не давал, шпынял их за дело и без дела, особенно при людях, а наедине требовал точного и неукоснительного исполнения всех распоряжений немецких властей. И полицаи расхаживали по улице с черно-белыми повязками на рукаве, помахивая дубинкой. Главенствовал над ними Тихон Латка. Работа в полиции не тяжелая — это он сразу сообразил. К тому же платят жалованье и сапоги дают. Поэтому он первый откликнулся на предложение старосты и получил чин «старшего полицая».

Вскоре из районной управы пришел приказ собрать у населения продукты для отправки в Германию. Секретарь старосты, бывший продавец магазина сельпо Дудко, прочитал бумагу на сельском сходе, а затем Куприян сказал короткую речь, в которой как бы извинялся перед односельчанами за беспокойство, много раз повторял, что он ни при чем, а виновата бывшая власть, затеявшая войну с Германией. Закончил призывом сдать все, что указано в распоряжении.

Прошло трое суток, а поступление продуктов — курам на смех. Старосту вызвали в районную управу. Вернулся хмурый, сердитый, тут же собрал полицейских и устроил им разнос. Утром злая, раздраженная команда во главе с Тихоном Латкой двинулась по селу. На этот раз с подводами. Тихон входил во двор с какой-то бумажкой в руках и, не вступая в разговоры с хозяином, заглядывал в свою шпаргалку. Затем брал его за шиворот и показывал: «Копай здесь!»

Хозяин нехотя начинал копать, и тут, словно по волшебству, в указанном месте появлялись на свет спрятанные зерно, мука, картофель, солонина.

Изумленные люди выли, терялись в догадках и не могли понять: откуда Тихону известно о тайниках? Ведь прятали темными ночами, без свидетелей! Люди приуныли. Впереди длинная зима, как жить без хлеба? Оккупанты не только не дадут, а последнее вытрясут, и никому не пожалуешься.

Меньше всего хотелось Куприяну снабжать немцев украинским хлебом и салом, но еще меньше хотелось ему болтаться в петле на перекладине. Поехал за советом к Панасу Гавриловичу Кормыге. Тот сказал:

— Не расстраивайся, Куприян, мы еще свое возьмем, лишь бы власти добиться! А сейчас не будем дразнить гусей, пусть подавятся нашей пшеницей! Тут надо понимать главное: они без нас с тобой обойдутся, верно? А мы без них? Вот то-то и оно!.. Без них нас советчики заклюют. Так что ты, Куприян, того… понимай. Подбери из тех, кто был поактивней при Советах, и пошерсти их как следует.

И Куприян принялся за дело. Острая память никогда не подводила его, слухи, сплетни, пьяное бахвальство, случайно оброненное словцо прочно оседали в его голове, накоплялись, отфильтровывались, а когда возникла необходимость, Куприян все вспомнил и составил списочек красных активистов, которые, по его мнению, имеют тайники со спрятанными продуктами. О своем продовольственном тайнике в кузне он, конечно, запамятовал, к тому ж и активистом советским никогда не был, так что и в моральном отношении совесть у него была чиста.

А дальше с теми, кто укрывает продовольствие, разговор короток: выкладывай, что приказано, иначе не помилуют. Приказ оккупационных властей известен: за сокрытие сельскохозяйственных продуктов в военное время — расстрел!

Кроме командира взвода Ильи Афанасьева и рослого десантника Кабаницына, от ударной группы, сброшенной ночью во вражеский тыл, никого не осталось. Вначале все шло как полагается: парашютисты Афанасьева приземлились кучно, заняли оборону, проверили посадочную площадку, развернули рацию и связались со своими. К утру они приняли остальные самолеты с десантниками и противотанковой артиллерией. Бригада приступила к боевым операциям, но не успела еще занять исходные позиции, как ее вдруг решили повернуть на северо-запад от Киева. Там произошел короткий, но жестокий бой с фашистской танковой дивизией. Из боя бригада вышла изрядно потрепанной, и вскоре танковые части стали ее окружать. Создалась сложная ситуация. Чтоб избежать разгрома, бригада совершила изнурительный марш-бросок в сторону Киева. В затяжные бои не ввязывалась, но ежесуточные небольшие стычки выматывали похлеще иной баталии.