Иван Арсентьев - Три жизни Юрия Байды

Из-под ног брызнула земля. «Уснул чертов Мясевич, не видит, что лупят по мне!» — возмутился Юрась, заскакивая за спасительный столб ограды. Провел руками по взмокшему лицу и чуть высунулся посмотреть, горит ли бикфордов шнур, но не успел: кирпичный столб, за которым он прятался, вздрогнул, и Юрася швырнуло в сторону. «Зн-н-н-н…» — с ломящей болью заныло в его ушах… Он лежал навзничь, оглохший. Видел небо, видел церковь, но без колокольни: на ее месте клубилась бурая пыль.

Юрась с трудом сел, пошевелил руками, ногами — вроде на месте. В голове шум, во рту сухая кислятина. Вставал медленно-медленно, как столетний дед. Вокруг — пусто, точно взрывом шнейдерита смело всех на свете. Качаясь, пошел вдоль ограды, перебирая руками прутья, чтобы не упасть. Вдруг в трех шагах от воронки увидел Мясевича. Он лежал неподвижно, осыпанный комьями земли, правая рука неестественно вывернута, автомат валялся в стороне, из разорванной сумки высыпались различные бумаги.

Юрась пожалел отважного человека горькой мужской жалостью. Надо же, как не повезло — погиб от своего же снаряда! Юрась поднял его автомат и стал собирать запыленные листки. Внезапно взгляд его привлекла страничка с двумя стоящими рядом фамилиями, выведенными четким почерком Мясевича, однако он читать не стал, пересилив в себе любопытство. И не просто любопытство, а жгучий интерес. Ему страшно хотелось узнать, почему фамилии Байды и Вассы Коржевской соседствуют в бумагах Мясевича, чем привлекли к себе его внимание. Юрась вложил листки в сумку, приструнив себя: «Нельзя заглядывать в чужие бумаги. Нечестно».

В конце улицы показались вооруженные люди. Впереди шагал Коржевский, опираясь на палку, за ним — партизаны. И тут Юрась, подумав о дальнейшей судьбе Вассы, повернулся и пошел назад за церковную ограду, в заросли, где неясно обозначались чьи-то заброшенные могилки. Присев возле них, он быстро проглядел несколько страниц и содрогнулся. До сих пор не боявшийся ничего, он вдруг почувствовал себя беспомощным перед клеветническими показаниями Варухина. Но это длилось секунды. Он скомкал листки, затолкал их в сумку, с ожесточенной горечью выдохнул сквозь зубы:

— Погиб ты, Мясевич, геройски, а зря. Не поверил мне, все хотел убедиться. Вот и убедился… Ну что ж! Пусть и бумаги твои следом за тобой идут…

Юрась сунул в сумку гранату, выглянул из кустов. Партизаны топтались возле убитого Мясевича. Юрась взялся за кольцо гранаты, и вдруг его рука медленно опустилась. Подумал с презрением к себе: «Струхнул — и в кусты? Боишься, что узнают о клевете другие? Так ведь и нужно, чтоб узнали! А если товарищи этому поверят, если посчитают меня предателем? Что тогда?..»

Юрась встал, вылез из кустов, медленно направился к Коржевскому.

Приблизившись, он доложил о подавлении огневой точки на колокольне, обстоятельствах смерти Мясевича и протянул командиру его сумку.

— Чудак человек! Зачем понесло его в эту катавасию — ума не приложу, — пожал досадливо плечами Коржевский.

— Объяснение в его бумагах.. — хмурясь, сказал Юрась.

— А что там?

— Посмотрите.

— Ладно, после… — махнул рукой Коржевский, увидев скакавшего на коне связного от Афанасьева.

Тот доложил, что сопротивление противника подавлено, захвачено оружие и много других трофеев! Потери еще не подсчитаны. Склады и ремонтные мастерские в руках партизан.

Стрельба на Мигаревской дороге утихла. Из погребов и подвалов начали выбираться перепуганные женщины и дети. Стали поступать сведения и от остальных командиров боевых групп, свидетельствующие о том, что операция в целом удалась.

Возле Коржевского вертелся, гарцуя на рыжем коне, незнакомый парень в каракулевой кубанке с ярким малиновым верхом и с блестевшей на ней звездой, вырезанной из консервной банки. Выслушав донесения связных, Коржевский спросил у бравого парня:

— А у тебя что?

Тот вскинул руку к головному убору, звонко отрапортовал:

— Товарищ командир, я из отряда имени Щорса. Ваше приказание выполнено! Огнем моего орудия огневая точка на колокольне уничтожена!

— Че-е-го? — протянул Коржевский.

Юрась никогда бы не подумал, что командир за секунду может так измениться. До этого стоял усталый, ссутулившийся, опираясь на палку, а тут вдруг преобразился. Вытаращился на лихого артиллериста да как рявкнет:

— Пошел ты к…

И отвернулся, возмущенный до крайности. А ошалелый артиллерист хлопал глазами, ничего не понимая, пока ему не объяснили, что произошло на самом деле.