Николай Богданов: Тайна Юля-Ярви

Сделав это, он уже будет вознагражден и останется жив! Расчетливее сделать так.

Очевидно, именно так и думал мой враг. Он подошел к мельнице, сел и закурил.

Того, что придумала я, он не учел.

Постепенно угасло, свернуло свои причудливые узорные занавесы, пляшущие голубые столбы и игристые радуги северное сияние. Наступили серые сумерки, а он все сидел и покуривал, дожидаясь прилета наших самолетов.

Ничего другого не мог он дождаться на этой старой мельнице. Я уверилась, что по его действиям разгадала его намерения, и смело стала принимать свои меры.

Пройдя вверх по ручью, я в конце концов вышла к тому месту, где он вытекал из озера Юля-ярви. И чуть не вскрикнула от радости, увидев седые скалы, потрескавшиеся от мороза, угрюмо нависшие над ручьем.

Я попробовала, пошатала отдельные глыбы и убедилась, что на морозе гранит может быть хрупким, как стекло. Вода, проникающая в его щели, режет его, как алмаз.

Эта истина, о которой я знала раньше из школьных учебников, обрадовала меня в натуре, как школьницу. Я принялась сдвигать наиболее податливые камни вниз, осторожно проколов причудливую корку звонкого льда над ручьем… Признаться, я пережила восторг человека, разгадавшего одну из тайн природы. Я так увлеклась этим замечательным, волшебным и в то же время простым решением задачи, что больше уже ни о чем не думала.

До аэродромной команды, на другой конец озера, было еще километров шесть-восемь. А время не ж/тало. Самолеты могли появиться каждую минуту, и шлюзы на мельнице могли открыться хоть сейчас.

Поставив на своей лыжне гранаты, настроенные в качестве мин, я принялась за дело. Острые камни разорвали мои рукавицы. Гранит был так охлажден морозом, что обжигал руки, но я не чувствовала боли. Я не замечала усталости до тех пор, пока ручеек вдруг не прекратил своего певучего говорка — словно в рот воды набрал.

Заглянув в него, я увидела, как на серых камнях возникает белый лед, вырастая со сказочной быстротой. Он рос со дна, создавая перемычку. Такой донный лед — бедствие всех северных гидростанций — знаком северянам.

Сколько я проработала, я даже не заметила. Но когда исполнила свой труд, не столь тяжкий, сколь титанический по результатам, я услышала вдали гул приближающихся самолетов. Я вскочила на ноги и увидела, как над аэродромом начали взлетать ракеты, приглашая стаю самолетов на посадку.

Сердце летчика всегда забьется при этом зрелище.

Но вдруг я услышала позади себя, там, у мельницы, выстрел.

Если бы это был взрыв, обвал, я бы не испугалась. Но негромкий и сухой звук выстрела, раздавшийся у мельницы, потряс меня, как удар грома. Что там произошло? Что это за выстрел? И почему только одий?

Я встала на лыжи, схватила гранаты и бросилась вниз по ручью. Безумная тревога за судьбу Шереметьева овладела мной как-то безотчетно. И я не ошиблась. Это стреляли там, у мельницы. Но как и почему?

Потом уже я выяснила, какая история произошла с Володей в мое отсутствие в уединенном домике.

После моего ухода Импи вела себя, как шелкэзая. Она была тиха, внимательна. Рассказывала Володе что-то из своего детства. Его поразило, что она никогда не видела, как растут яблоки, никогда не ела арбуза.

Он приглашал ее в гости к нам на Волгу после войны, и она шутливо соглашалась.

А потом грустно сказала, что едва ли она с дедом уцелеет: война еще не кончилась, и маленькие люди— игрушки в руках переменчивой военной судьбы.

— Ведь второй раз здесь война, — посетовала она. — За что страдает наш маленький народ?

— До тех пор, пока Финляндия будет игрушкой в чужих руках, не будет хорошего, — сказал Володя. — А ведь финны стойкий и храбрый народ и могли бы явиться на Севере настоящим стражем мира и безопасности.

— Но как, каким образом? — заинтересовалась Импи.

— Дружба с Россией, Импи, даст счастье и финнам и карелам.

Володе показалось, что его речи произвели впечатление на Импи. Она задумалась.

— Разговаривая, она расплетала свои желтые косы и готовилась ко сну.

Она открыла сундук с музыкальным замком старинной петрозаводской работы и достала простыни голландского полотна и одеяло своеобразной мозаики из разноцветных кусочков ситца.

На Володю повеяло старой романтикой Севера.

— У вас даже не было жениха? — спросил он. — Так вас бойкотировали из-за отца?

— Да, — сказала она, вздохнув, и внимательно взглянула на него.

Володя смутился, вспомнив, почему он упал с лестницы. Тогда, нагрузив его охапкой перин, Импи неожиданно приблизила свои губы к его губам; он отстранился и потерял равновесие.