Андрей Колганов - Йот Эр. Том 1

Работа в госпитале, домашнее хозяйство, уход за своими родными, изматывающие душу переживания – все это сказывалось на девочке не лучшим образом. Лев Арнольдович, видя состояние Нины, несколько раз подходил к ней со шприцем и говорил:

– Давай руку! Быстро, пока никто не видит! Витаминчики вколю…

Но уколы эти доставались ей не часто. Ведь девочку и так, вопреки всем правилам, снабжали редкими лекарствами, находившимися на строжайшем учете.

Госпиталь был хорошей школой для постижения человеческих характеров, проявлявших себя в тяжелейших условиях. Кто и как переносит боль, как раненые относятся друг к другу и к персоналу, как ведут себя врачи, медсестры, санитарки… Хуже всего, по наблюдениям Нины, переносили свои ранения летчики. Заходя в их палату, она тут же сталкивалась с бесконечными жалобами и стенаниями. Многие проклинали всех подряд – фашистов, судьбу, командование, врачей, родных и близких… Наверное, на многих этих молодых ребят действовал страх остаться без неба. Спуститься с небес на землю, утратить чувство полета, слияния с крылатой машиной, да и превратиться из элиты вооруженных сил, каковой они себя считали, в обычного человека, к тому же еще и искалеченного, – для многих это представлялось кошмарной перспективой.

Некоторые раненые впадали в полное уныние, полагая, что отныне станут обузой своим родным. Иногда небеспочвенно: не столь уж редки были и драмы, вызванные тем, что жены некоторых искалеченных воинов просто-напросто отказывались от них. После такого кое-кто из калек пытался покончить с собой, и одному из них это удалось – с колоссальным трудом добравшись до окна, он выбросился на улицу.

Однако было и другое. Как часто родные, приезжавшие в госпиталь, заливались слезами от счастья, что их любимый человек, пусть и искалеченный, жив, и, что греха таить, радовались тому, что ему больше уже не придется попасть под пули, бомбы и снаряды. Но особенно запомнился Нине поступок одной молоденькой санитарки, которая решилась расстаться с невинностью с таким же молоденьким пареньком, тяжело раненым. Он через несколько дней скончался, а санитарка родила от него сына, стоически перенося упреки родителей и ни разу не пожалев о своем решении.

Работа в госпитале была нелегка для всех, особенно, как уже говорилось, в дни прихода санитарного поезда, но для хирургов его приход означал работу на износ. Несколько суток подряд, практически без сна, они не отходили от операционных столов. В короткие перерывы взбадривали себя крепчайшим чаем и папиросами – и снова брали в руки скальпель. Выйдет хирург, пошатываясь от усталости, из операционной, рухнет на стул или на продавленный диван, а ему тут же кто-нибудь из персонала, не занятого на операциях, сунет в зубы папиросу, поднесет зажженную спичку… Докурил, и снова к столу – оперировать. Один из хирургов во время операции покрылся испариной, побледнел, но, закусив губы, закончил дело, затем процедил сквозь стиснутые зубы окровавленными губами: «Зашивайте без меня», – и упал на пол.

– Лев Арнольдович! – вскрикнула операционная сестра, склоняясь над ним и щупая пульс. Потом медленно подняла руку к лицу и закусила сжатый кулачок. Пульса не было…

День шел за днем, месяц за месяцем, а известий о Якове Францевиче не приходило.

На вокзале в Москве, куда, по вызову в наркомат, отправился Яков, стоило только сойти на перрон, как к нему подошел неплохо одетый человек в штатском и, предъявив удостоверение, уточнил:

– Полковник Речницкий?

– Да, а в чем дело? – холодок беспокойства пробежал по спине. «Неужели опять арест? Но почему? Нет, арест был бы обставлен иначе…».

Вежливо, но не допускающим возражений тоном штатский проговорил:

– Прошу вас следовать за мной.

На привокзальной площади ожидала «эмка», и после недолгой поездки, прошедшей в полном молчании, она остановилась у большого особняка, каких немало можно увидеть в старой Москве. «Все-таки не Лубянка», – с некоторым, впрочем, не полным облегчением подумал Яков. Приключение-то еще не закончилось. Кивнув консьержу, сидевшему за входной дверью у столика с телефоном («Выправка военная, а одет по гражданке», – автоматически зафиксировал Речницкий), штатский провел полковника на второй этаж.

– Здравствуйте, полковник!

– Здравия желаю!

Хозяин кабинета… Хотя кабинетом-то это помещение вряд ли можно было назвать. Письменный стол тут имелся, но маленький и притулившийся у стеночки, а сама комната скорее напоминала о жилой квартире, а не о казенном заведении. Так вот, хозяин этой квартиры, сверкнув золотым шитьем погон, сразу взял быка за рога: