Софья Черняк - Луч во тьме

Василий даже не остановился возле Сиротенко. Теперь у него были совсем другие дела. Надо по одному направлять к жестянщику людей за оружием, с которым они пойдут в лес, к партизанам. Так у доселе неприметного и незадачливого жестянщика неожиданно дело пошло на лад. Появились покупатели, заказчики…

Вот возле хибарки остановился молодой человек в очках и несмело посмотрел на Михаила.

— Не смогу ли я у вас достать новые ведра? — спросил он робко.

Жестянщик медлил с ответом: ведь у тех посетителей, которых он ждал, на правой руке должен быть перевязан палец. Юноша спохватился и вытащил правую руку из кармана. Михаил успокоился — свой: указательный палец перевязан тряпочкой.

— Ведер нет. Могу предложить шесть корыт, — ответил Михаил.

— Зачем мне твои корыта? Хотя бы лопату хорошую продай.

— И лопаты нет. Топор есть, но без топорища.

— А к топору додай еще и гостинцев для друзей.

Через полчаса юноша в очках вышел из мастерской с мешком за плечами, из которого торчало ржавое железо, а под ним — оружие.

За три дня Михаил «распродал» весь свой товар, и на дверях сарайчика появилось объявление: «Закрыто по случаю болезни жестянщика».

А тем временем связные партизанского отряда разными путями вели в Ичнянский лес восемнадцать хорошо вооруженных нежинцев.

Партийная организация разрослась. Она насчитывала уже девять подпольных групп. Но Александр Кузьменко не смог бы рассказать, что это за группы, где они действуют. Кроме крутинцев и участников своей группы он никого не знал. Догадывался, конечно, что Михаил Демьяненко, часто ночевавший у него, даром хлеб не ест, что в Нежине он имел не одну его группу. Судя по диверсиям, которые то и дело совершались на транспорте, нетрудно было догадаться, что рядом действуют друзья.

Неожиданно с Александром приключилась беда. Он даже хотел попросить у Руководящего центра парторганизации, чтобы ему разрешили уйти в лес к партизанам. Но вскоре оказалось, что эта «беда» пойдет на пользу организации. Дело в том, что начальство Нежинского паровозного депо, ценя Александра и видя в нем «своего», поскольку его отец был репрессирован органами Советской власти, решило выдвинуть молодого Кузьменко на ответственный пост.

Шеф депо Сергей Пройдаков вызвал к себе Александра и «обрадовал» его:

— Будешь нарядчиком при дежурном по депо пане Кольбахе.

Александр был в отчаянии. Какой ужас! Стать гитлеровским прихвостнем! Дома у него в это время отдыхали приунывшие после неудачной поездки в Харьков Черепанов и Ткачев (связаться с харьковскими подпольщиками им не задалось). Друзья выслушали Кузьменко. Ткачев обрадовался:

— Саша! Да ведь нарядчик — правая рука дежурного по депо. Значит, будешь в курсе дел.

Это решило вопрос.

Ткачев был прав. Александр вот уже с месяц регулярно передает партизанам графики движения воинских эшелонов, и теперь партизаны зря не рисковали, а взрывали особо ценные для оккупантов составы.

Осатаневшие гитлеровцы жестоко мстят советским людям за диверсии на транспорте. Чтобы устрашить их, начальник полиции безопасности на первой странице газеты «Новэ украинськэ слово» жирным шрифтом печатал сообщения о расстрелах железнодорожников «за преднамеренную порчу транспортных средств».

Но репрессии не пугают народных мстителей. Два дня назад неожиданно остановилась электростанция. Рабочие никак «не сообразят», где же повреждение…

Дежурный Кольбах кричит:

— Где они, эти партизаны? Всех как собак расстреляем!

Кузьменко приметил, что машинист Шкурат, которого рабочие не зря прозвали шкурой, норовит попасть на глаза рассвирепевшему Кольбаху. Вот и теперь дежурный поманил Шкурата пальцем. Немец не знает ни русского, ни украинского языка и на помощь зовет переводчицу. Кузьменко этого только и надо. С переводчицей у него полный контакт. Скоро он узнает, что предатель донес на помощника машиниста Дмитрия Андреева, будто тот связан с партизанами.

Кузьменко быстро нашел Гришу Косача и шепнул ему:

— Немедленно разыщи Митьку Андреева и отведи к Сарычеву. Дмитрию и дня нельзя оставаться в Нежине — арестуют.

Кузьменко многих спас от виселицы, но тошно, ой как тошно было ему притворяться гитлеровским прихвостнем, чувствовать ненавидящие взоры людей, за которых он готов отдать жизнь.

(Из дневника Григория Кочубея).