Борис Крамаренко - Плавни

— Нас нащупала разведка Гая и его сотни. Очевидно, они идут где–то сбоку от нас или засели в засаде. Треба здесь дождаться рассвета. Коней не расседлывать, по хатам не расходиться.

…А в это время Андрей в ревкоме допрашивал убежавшего из плавней казака:

— Чин в старой армии?

— Рядовой.

— Какого полка?

— Первого черноморского.

— У красных был?

— Был.

— У кого?

— С Кочубеем уходил.

— Как к белым попал?

— Раненый отстал, потом — домой, а после, известно, взяли.

— Зачем в плавни ушел? — Боялся, за дезертира посчитают…

— У полковника Дрофы был?

— Нет, у Гая…

— У Гая?! Где он сейчас?

— По хуторам стояли, а когда вчера генерал со штабом в плавни ушел, нас на ихний хутор стянули.

— Зачем — не знаешь?

— С вами драться.

— А ты не путаешь, что генерал в плавни ушел?

— Сам видел.

— Да… ну, а потом?

— Собралось это нас вместе с конвойцами человек триста, и выступили мы вашим навстречу, на дворе уже смеркалось. Я в разъезде был, дозорным, ну и…

— Сбежал? Так точно.

Андрей пристально посмотрел на высокого казака с лицом, тронутым оспой, и с большими карими глазами. Потом подумал: «Половина сотни Каневского гарнизона, вызванная в Староминскую, должна прибыть с часу на час. Придется охрану станицы поручить партийно–комсомольской роте, самому со сводной конной сотней идти на помощь».

В дверь заглянул писарь.

— Товарищ председатель, приехал сын Капусты, пустить?

— Давай его сюда!

Андрей поднялся и подошел к телефону.

…Ночь на хуторе, занятом гарнизоном, прошла спокойно. Под утро, когда еще только бледнел восток, Хмель вывел отряд на прежнюю дорогу и повел его в направлении к хутору Деркачихи.

Было тихо, так тихо, что глаза невольно смыкались, а головы клонились на грудь. Комиссар ехал рядом с Хмелем, впереди отряда.

— Семен, а ты маху не дал? Хмель чуть повернулся в седле:

— А ты клинок точил?

— Как точил?.. Ты про что?

— Шашку, говорю, перед отъездом точил? Комиссар рассмеялся:

— По мне хоть точеная, хоть нет. Я ведь, Семен, в пехоте служил.

— Оно и видно… Вынь–ка клинок.

Комиссар послушно выдернул из ножен узкую полоску стали и протянул ее Хмелю. Тот внимательно осмотрел ее и попробовал лезвие на ноготь.

— Это кто тебе дал?

— Андрей свою подарил, у него две. А что, плохая? — Бритва. Сама рубать будет. Ты, Абрам, ежели что, от меня далеко не отбивайся… с непривычки в конном бою трудновато.

Справа хлопнул выстрел. Семен Хмель обернулся в седле и пропел команду, но не успел отряд развернуться во взводные колонны, как позади и справа в пелене упавшего на степь утреннего тумана показалась конница. Остальное комиссар видел, словно во сне. Хмель куда–то исчез. Комиссар только издали слышал его голос, потом этот голос потонул в диком всплеске криков, ругани и конского ржания. Вокруг Абрама замелькали в воздухе обнаженные шашки. Он тоже выхватил клинок и, неумело сжимая его в руке, помчался куда–то. Счет времени для него был потерян, он не мог понять, прошел ли час или больше, или только несколько минут.

Когда комиссар немного пришел в себя, то увидел чье–то перекошенное от злобы лицо и занесенную над своей головой шашку.

— Не робей, комиссар, бей их, гадов! — услышал он сбоку чей–то голос. Над самым его ухом хлопнул выстрел, и злобное лицо куда–то исчезло. Он хотел обернуться, поблагодарить за помощь, но, увидев в отдалении Хмеля, яростно сыплющего вокруг себя сабельные удары, рванулся к нему.

По дороге ткнул клинком в бок какого–то бандита, а от удара шашкой другого неуклюже закрылся. Второго удара решил не ждать и, зажмурив глаза, с размаху рубанул что–то мягкое. Позади раздался тот же голос:

— Так его, собаку!

Семен Хмель, раненный в голову и плечо, продолжал наносить и отражать удары, но по всему его телу разливалась тяжкая усталость, а глаза все чаще заволакивались кровавым туманом.

Рука Хмеля была мокра от крови. «Своя или нет? — мелькнуло в голове. — А не все ли равно?» Сердце сжималось от боли при мысли о неминуемом поражении. Еще немного, — и его хлопцы не выдержат такой сумасшедшей рубки: на одного его бойца приходится два, а то и три бандита.

«Эх, если б здесь был Андрей!..» И не один Хмель вспомнил об Андрее. Думали о нем и партизаны — его соратники, и бойцы, лишь недавно попавшие в отряд. «Эх, если б батько был с нами!..»

К Хмелю подлетел черноусый офицер на сером коне:

— Здорово, коршун! Полетал, да и годи! Хмель узнал есаула Гая.