Эти побеги сперва лишь раздражали, не вызывая особого беспокойства: считалось, что бегут малоустойчивые, трусливые люди, зато оставшиеся будут драться с большевиками до последнего патрона. Но списки становились все длиннее и присылались все чаще. Это были уже не единичные побеги, — бежали группами, бежали рядовые и урядники, было даже два случая бегства офицеров.
Это уже не раздражало, а выводило из себя. Генерал лично писал грозные приказы начальникам отрядов. Он приказал беспощадно расправляться без суда с пойманными дезертирами. Наскоро изготовлялись воззвания и посылались усиленные порции самогона. Но количество беглецов все росло.
Однажды, когда Сухенко принес список двенадцати казаков, бежавших от полковника Рябоконя за одну ночь, генерал скомкал написанное им воззвание и с горечью проговорил:
— Если так будет продолжаться, то мне не с кем будет выступать.
В тот же день был разработан план убийства председателя ревкома Семенного и вызван из плавней хорунжий Георгий Шеремет. Но прошла неделя, а план еще не был приведен в исполнение, и генерал, придававший этому убийству огромное значение, заметно волновался.
…В то утро, когда Тимка с братом бежали из станицы, Сухенко встал особенно рано.
Было воскресенье, и штаб, кроме одного дежурного офицера, не работал. Можно было бы поваляться в постели, помечтать или выспаться как следует. Но утро было так хорошо, воробьи так задорно и весело чирикали за окном, что Сухенко наскоро оделся и вышел из комнаты.
В саду, там, где между абрикосовыми деревьями и вишняком зеленели грядки с луком и укропом, пестрая кошка, поймав крота, обучала двух котят искусству охоты. Крот был еще живой и смешно ползал по траве, стараясь уйти. Сухенко подошел поближе и взял крота в руки. Он, улыбаясь, смотрел, как серое маленькое существо с густой шелковистой шерсткой тыкалось подслеповатой мордочкой в его ладонь. Кошка сидела тут же, ее янтарно–желтые глаза выражали беспокойство и неудовольствие. По временам она мяукала, требуя назад свою добычу.
Сухенко наклонился и погладил белого с черными пятнами котенка. Он посадил его себе на плечо и пошел во двор. Котенок громко мурлыкал, стараясь пососать кончик его уха. Сухенко было щекотно и в то же время смешно.
Около амбара он увидел своего ординарца. Ты что под амбар заглядываешь?
Ординарец выпрямился и стал во фронт:
— Господин полковник, прибегла, под амбаром лежит…
— Кто прибежал? Что ты за чепуху мелешь?
— Дианка прибегла.
Сухенко сразу стал серьезным. Дианка — гончая собака покойного мужа Деркачихи — была отдана им две недели тому назад отцу Кириллу, и тот держал ее на привязи. Если Дианка прибежала на хутор, значит, в станице что–то случилось…
— Ошейник снял?
Никак нет. Она как прибегла, так зараз под амбар.
— Сбегай на кухню, принеси кусок вареного мяса и миску молока.
Когда еда была принесена, Сухенко снял с плеча котенка, поставил миску с молоком на землю и, заглянув под амбар, стал звать Дианку. Дианка, припадая к земле, скорее подползла к нему, чем подошла. Он снял с нее ошейник и дал ей мясо.
Ошейник был широкий, из сыромятной кожи. На обороте было что–то написано карандашом, но так мелко, что Сухенко никак на мог прочитать. Он почти бегом направился к дому. Пройдя в свою комнату, вынул из–под подушки бинокль, вывернул из него одно стекло и подошел к окну.
«Хорек упал в подвал. У вас в скором времени ожидается наступление жары». — Слова «в скором» и «наступление» были подчеркнуты.
…Генерал только что проснулся. Он лежал на своей походной койке и просматривал полученные из Крыма газеты, когда в его комнату ворвался Сухенко с ошейником в руках.
— Какая муха укусила вас, полковник? — ворчливо спросил Алгин и недовольно положил газеты на табуретку.
— Ваше превосходительство, хорунжий Шеремет арестован. Убийство не удалось. Семенной готовит наступление на хутор, они могут быть здесь даже сегодня.
Сухенко выпалил все это залпом. Немного отдышавшись, добавил:
— Надо немедленно переводить штаб в плавни или другое место, а вам следует уехать отсюда еще раньше
— Откуда вы получили эти сведения?
— От отца Кирилла.
Алгин поднялся, сел на койке и стал не спеша одеваться. Надевая сапоги, сердито бросил Сухенко:
— Готовьтесь переезжать. Сейчас же вызовите ко мне есаула Гая и пошлите нарочного к полковнику Дрофе. Конвойную сотню — в ружье.
Горнист еще играл тревогу, а конвойная сотня уже начала съезжаться на обширный двор Деркачихи.
Читать дальше