Борис Крамаренко - Плавни

Дозорные, мирно переговариваясь, проехали курган стороной и скрылись за пшеницей. Вскоре показался и самый разъезд, силою до взвода. Тимка и Петр следили за ним, затаив дыхание. Когда он шел уже в полусотне шагов от кургана, Котенок, почуяв лошадей, призывно заржал. На мгновение разъезд в нерешительности остановился, потом, по знаку командира, рассыпался и подковой стал охватывать курган.

Уходить на уставших лошадях было невозможно. Тимка переглянулся с Петром. Тот отстегнул от пояса бомбу лимонку, и по его лицу Тимка понял, что он решил дорого продать свою жизнь.

Это ободрило Тимку. Ему стало совестно за свою нерешительность. Ведь и у него на поясе было четыре бомбы — «бутылки». Правда, он никогда еще не бросал бомбы, но раздумывать не приходилось. Тимка, спрыгнув с коня, побежал на верхушку кургана, на бегу отстегивая бомбу. Услышав взрыв от брошенной им бомбы, лег на живот и стал отстегивать вторую.

Разъезд сдержал метнувшихся коней, спешился и залег. Тимка видел, как коноводы уводили коней в пшеницу. Вскоре раздался залп, и в воздухе поюще засвистели пули. Петр тоже спешился и залег с лошадьми внизу.

Сложив ладони рупором, Тимка крикнул:

— Хочу говорить с командиром!

Ему никто не ответил, но второго залпа не последовало. Тимка снова крикнул:

— Давай командира! Хриплый голос спросил:

— Кто такие?!

Тимка решил испытать позывной сигнал своего отряда. Если это рябоконевцы, то они поймут его и ответят, если же он не получит ответа, тогда можно вступить в переговоры. И Тимка, напрягая голос, засвистел соловьем.

В бурьяне, где залег разъезд, зашевелились, и затем над степью, пшеничным полем и старым курганом пополз протяжный волчий вой. Для Тимки эти тягостные и жуткие звуки показались приятнее самой нежной мелодии, и когда они оборвались так же неожиданно, как и начались, Тимка крикнул:

— Я — старший урядник из отряда есаула Гая, еду к Рябоконю.

Из бурьяна снова раздался хриплый голос:

— Эй ты, старший урядник! Иду к тебе, но если вздумаешь бомбу кидать…

Тимка не дослушал. Он кубарем скатился с кургана навстречу поднявшемуся из бурьяна человеку.

— Наши, ей–богу, наши! — радостно шептал он. Они остановились друг против друга в двух шагах, пытливо всматриваясь, оба готовые протянуть дружески руки или драться насмерть.

Заметив на папахе командира разъезда офицерскую кокарду, Тимка вытянулся:

— Старший урядник Шеремет.

Командир разъезда дотронулся пальцами до папахи.

— Хорунжий Ярчук, из отряда полковника Рябоконя, Георгия Шеремета знаешь?

— Хорунжий Шеремет — мой брат…

— Ну, как он, здоров?

— Убит…

— Убит?! Жорка Шеремет убит?! — Ярчук шагнул вперед и, забыв осторожность, положил свои руки на плечи Тимки. — Ты один?

— Нет, со мной товарищ, рябоконевец.

— Зови его, едем с нами… По дороге расскажешь про Георгия. Он был моим другом…

Окружающие Рябоконя офицеры внимательно разглядывали Тимку. Плотный, высокий, черноусый Рябоконь молчал, как будто что–то припоминая. Тимка стоял перед ним навытяжку, отдавая честь.

— Ординарцем у председателя ревкома Семенного был?

— Точно так, господин полковник, — ответил, смутившись, Тимка.

Лица офицеров сразу омрачились, многие переглянулись. Хорунжий Ярчук перестал улыбаться и уже недоверчиво взглянул на Тимку.

Но Рябоконь, зная, очевидно, причину поступления Тимки в ординарцы, протянул приветливо ему руку и, притянув его к себе, грубовато–ласково обнял. Офицеры заулыбались.

Рябоконь, продолжая обнимать Тимку, повел его через лагерь к своей повозке.

Лагерь — если можно назвать лагерем скопище многих сотен подвод, рогатого скота, лошадей и людей — расположился на Ачуевской косе. Она являлась естественной дамбой через Гривенские плавни, и если б она не упиралась в широкую трясину, то по ней можно было бы пройти до самого берега Черного моря.

Тимка никогда не видел такого огромного количества подвод и теперь с удивлением рассматривал диковинное зрелище. А Рябоконь, достав из повозки вареную курицу и хлеб, положил их перед Тимкой на край повозки.

— Ешь, а потом расскажешь…

Но Тимка, забыв про еду, хоть и голоден был, стал рассказывать Рябоконю про бои за Староминскую, поражение отряда, уход в плавни, свой отъезд и болезнь.

Когда Тимка окончил рассказ, Рябоконь, хмурясь, проговорил:

— По нашим сведениям, отряд полковника Дрофы еще существует. Должно быть, и твой отец с ним. Про штаб же ничего не слышно. Многие думают, что генерал Алгин и Сухенко уехали в Крым. — И с горечью добавил: — Бегут, как крысы с тонущего корабля. Наши генералы, еще когда красный десант Нижестеблиевскую занял, спрашивали, как можно через плавни к морю выбраться. Пароходы их там ждут… Ты вот что, Тимка… Я тут офицерский отряд для Улагая собираю, вроде его конвоя. Я тебя в тот отряд зачислю. Может, проберешься с генералом в Крым…