Владимир Петров - Единая параллель

— В каком смысле? — Прораб так и замер с поднятым в руке платком.

— Например, тоже врио.

— А вы что, в командировку собираетесь?

— Да пока нет. На всякий случай спрашиваю.

— Могу, конечно, образование позволяет. Мне — как прикажут, как обстановка потребует.

«А почему бы нет? — подумал всерьез Шилов. — Вдруг этим письмом вызывают меня в центр? И опять же в случае непредвиденных осложнений на этого дурака много можно свалить: в сугубо технических проблемах он ни в зуб ногой».

— Только пока об этом никому не слова!

— Ну что вы, Викентий Федорович! Могила! — Врио клятвенно хлопнул себя по круглой мясистой груди.

В этом тоже был определенный расчет. А если придется внезапно и по-настоящему сматывать удочки? Брюквин же — словоохотливый болтун, и сегодня к вечеру о возможном отъезде Шилова станет известно многим, во всяком случае — инженерно-техническому персоналу. Пусть люди думают, что он в служебной командировке.

В свой коттедж Шилов попал только через час. Отмахнулся от удивленной экономки, прошел в кабинет и тщательно заперся: ключ — на два полных оборота. Достал с полки книгу с шифровальным кодом, сел за стол и вскоре на чистом листе появилось три слова: «Вариант третий неукоснительно».

Вначале Шилов не поверил расшифровке, повторил все по страницам и, когда убедился, вдруг ощутил в мышцах мелкую знобящую дрожь: это было похоже на уже забытые приступы малярии. Озноб и тошнота — тут может помочь только коньяк…

Центр приказывал немедленно уезжать. Бросать все и бежать без оглядки до самой конспиративной явки в Урумчи. Значит, над ним нависла опасность разоблачения, может быть, он уже раскрыт, расшифрован, как эта подмоченная бумага, и дело только во времени, в нескольких днях иди даже часах.

Он давно боялся этого, давно ожидал, слушая ночами радио и читая газетные статьи о ходе судебных процессов. Очевидно, где-то и кто-то, связанный с ним единой нитью, уже сидел перед следователем и давал показания, и хорошо, если его фамилия еще не зафиксирована в следственном протоколе…

Он ждал, но все-таки оно пришло неожиданно, до обидного преждевременно. Это рождало страх.

Коньяк понемногу снимал оцепенение, тепло и мягко разливался по телу — теперь можно было спокойно посидеть на диване, покурить и подумать.

Конечно, надо срочно уезжать, как говорят в таких случаях: «спасаться бегством». Но куда, собственно, бежать? Допустим, в Синьцзян, обусловленный третьим вариантом. А дальше? Бесконечные эмигрантские мытарства, нужда, приспособленчество, вечная озлобленность. Волчья жизнь…

А может, сделать шаг в сторону — «сбой с тропы», выражаясь охотничьим жаргоном? Чтобы потом по-заячьи затаиться в укромном месте и переждать облаву? А может — повинная? Однажды утречком сойти с транссибирского экспресса и прямо на Лубянку: «Так и так, граждане товарищи, перед вами собственной персоной матерый функционер оппозиции, в прошлом известный эсер-боевик…».

Чепуха! Бред собачий!

Он сам вершил когда-то скороспелый суд, сам цинично изрекал: «Жизнь, данная чужой милостью, — уже не жизнь, а тошнотная подачка!» Прозябание ему не нужно — пусть прозябают враги. Только вперед, даже, если избранная тропа ведет к гибели.

Шилов налил рюмку, отпил глоток и, подойдя к зеркалу, презрительно повторил вслух: — Даже если избранная тропа ведет к гибели… — Набычился, закипая злобой, рывком выплеснул коньяк на зеркало — в свое отражение. — Демагог и пошляк, мать твою перемать!

Откуда берутся в трудные минуты истасканные слова — рыхлые и вонючие, как дерьмо, — из трусости, что ли? Стоит пошатнуться, заколебаться — и они тут как тут: велеречивые побрякушки…

Вернувшись к столу, сжег бумаги, швырнул на полку шифровальную книгу и распахнул окно. Горело лицо: он испытывал гадливое отвращение к недавней собственной слабости.

Впереди все было предельно ясно. В самом деле: разве не готовился он к этому решающему моменту всю свою жизнь? Разве не таился годами в прокуренных столичных канцеляриях, хитрил, угодничал, чтобы со временем, накопив силы, умудренный опытом, вырваться наконец на оперативный простор?

Он копил и ненависть, между прочим… Вот как этот кобель, привязанный на цепи. Кстати, его тоже надо будет напоследок спустить: пускай порезвится, и пусть кто-нибудь попробует его удержать.

Итак, предстоит решающий бой — только и всего. Диспозиция и рекогносцировка давно сделали, динамика — спланирована, детали — продуманы. Главные звенья: караульная служба, взрывчатка, катер, оружие, лошади. Время действия: ноль часов тридцать минут — заход луны, условия полной темноты. Состав участников операции: два основных и третий лишний, устраняемый по ходу дела за дальнейшей непригодностью.