Владимир Петров - Единая параллель

Наводненный фельджандармерией, это был город, глядевший исподлобья, и, несомненно, — город роковых начинаний для немецкой армии. Более чем красноречиво это подтвердил трагический конец армии Паулюса, уничтоженной в приволжских степях, а совсем недавно — крах операции «Цитадель», исходный трамплин которой был определен Манштейном именно здесь, в Харькове.

И то, что «восточный бастион» падет в ближайшее время, не составляло секрета даже в штабе группы армий «Юг». Там, в Запорожье, в секретной оперативной директиве уже вынесен приговор городу: тотальное минирование (под соусом решающего средства обороны).

Крюгель равнодушно смотрел на серые лица мужчин и женщин, подгоняемых солдатами к товарным вагонам— их отправляли на строительство оборонительных рубежей, — и думал, что семь лет назад, будучи иностранным инженером-специалистом на далекой алтайской стройке, сделал правильный вывод: этот народ, уходящий национальными корнями в сумбурное азиатское прошлое, нс способен к цивилизации. Война не поколебала этого убеждения.

Более того, он считал, что германский восточный поход, а значит, и последующая историческая ассимиляция русских, украинцев есть оправданная, хотя и драматическая неизбежность, веление времени, несущее в конечном счете благо. Только в слиянии с другими народами — с немцами, в первую очередь — славяне приобретут главные социальные качества, которые приобщат их к европейской цивилизации: самодисциплину и волевую устремленность.

Другое дело, что нацистские фюреры извратили и опошлили эту объективную историческую тенденцию, грубо и открыто толкнули немецкую армию на путь каннибализма и разбоя.

Конечно, именно в этом одна из коренных причин провала восточного похода. Теперь за «сумерками войны» неизбежно последуют «потемки возмездия», а колесо войны после временного колебания уже начинает набирать обороты возвратного вращения. Фронтовая разведка представила данные о скором начале большого русского наступления на Харьков. И оно начнется — вне всякого сомнения.

Перед платформой, по третьему пути, в сторону Полтавы медленно потянулся длинный состав с танками, перестук колес гулко отдавался вокруг. На обшарпанной броне Крюгель разглядел знакомый трафарет: кинжал в кольце — боевой знак эсэсовской дивизии «Тотенкопф» («Мертвая голова»). Щемяще кольнуло сердце: жив ли тот крепыш майор, белозубый оптимист эльзасец? Или обуглился вместе со своим галльским петухом в стальном танковом чреве?..

К Белгороду поезд подошел в полночь — в пути случилось несколько задержек из-за неисправности железнодорожной колеи. Почти сразу же на патрульной дрезине Крюгель выехал в Тамаровку, по рокадному полотну в сторону Сум.

Тамаровка интересовала штаб группы армий но двум причинам: здесь, на второй полосе обороны, находился крупный опорный пункт, хорошо оборудованный в инженерном отношении. Кроме того, тут планировался исходный рубеж для танкового контрудара на случай возможного прорыва русских.

Генерала Бернута особенно беспокоило противотанковое минирование. Крюгель, как специалист минно-подрывного дела, должен был от его имени провести строжайшую инспекцию и на месте устранить обнаруженные промахи.

Ну, а у самого Ганса Крюгеля были не менее веские причины побывать именно в Тамаровке.

Он отнюдь не рвался в прифронтовую зону и мог бы в этот вечер вместе с другими штабными полковниками спокойно смаковать белый «го-сотерн» в закрытом офицерском кафе. Однако обстоятельства требовали срочной встречи с Алоизом Кирхгофом, подполковником, командиром танкового полка, давним другом Ганса Крюгеля. Они были связаны с 1939 года, со времени учебы на офицерских курсах при саперном училище в Дессау-Росслау.

Кирхгоф в свою очередь был другом капитана Клауса Шенка фон Штауфенберга, баварского графа, рослого, аристократически небрежного молодого офицера, который при первом же знакомстве поразил Крюгеля смелостью суждений. Позднее Штауфенберг стал душой «тайной Германии» — узкого круга антинацистски настроенных офицеров. Все они, исповедуя ницшеанство с его культом сильной личности и господством элиты, тем не менее ненавидели «бесноватого ефрейтора»: еще в тридцать восьмом году он самолично назначил себя верховным главнокомандующим и с тех пор с маниакальной одержимостью тащил в пропасть германскую нацию.

Будучи штабным офицером оберкомандохеерса, Клаус Штауфенберг сумел сделать решительные шаги по расширению тайной офицерской оппозиции, особенно во время сталинградской трагедии. К сожалению, в начале сорок третьего Штауфенберг, уже в чине майора, был откомандирован в Африку, в штаб Роммеля, и это, конечно, сказалось на всей организации. Она переживала трудности, друзья и соратники «черного Клауса» тщетно штопали прорехи в своих и без того негустых рядах — война делала свое дело.