Владимир Петров - Единая параллель

— Мне бы огоньку для поддержки, — сказал Вахромеев, поглядывая на дверной проем: там появился Егор Савушкин, красноречиво вертел кулаком, дескать, танки пошли, кончай тары-бары. — Я к тому, что пушкари-то снялись вчера. А у меня одни сорокапятки. Плюют, а не стреляют.

— Будет поддержка. Стой, как под Яковлевкой. Помнишь?

— Да уж помню.

Пока шли траншеей, Савушкин грыз сухарь, докладывал. Вахромеев еще до налета посылал его к бронебойщикам выяснить, почему пропала связь, да заодно велеть им растянуть фланги: какого черта они с десятью «оглоблями» — ружьями ПТР — вперлись в один окоп? Вахромеев увидел это утром, когда рассвело.

Покатая спина Савушкина взмокла, пошла черными полосами: отчего бы это? Бегать он никогда не бегает, его и под пулями не заставишь.

Оказывается, он приволок в окоп целый ящик ручных гранат — у бронебойщиков одолжился — и моток алюминиевой проволоки: связывать гранатные связки.

Немцы сегодня что-то не особенно торопились. Хорошо было видно, как далеко, правее хутора, выползают из орешника танки, не спеша выстраиваются в линию. Впереди накапливались бронетранспортеры с пехотой, вяло разворачивались, газовали, окутанные синим дымком. Это все напоминало сборы охотника, для которого охота пуще неволи.

— Не выспались, кажись, фрицы, — меланхолично заметил Савушкин. — А может, вчера перенатужились, сердешные, и порвали жилы в одном месте.

— Да нет, тут что-то другое… — Вахромеев скрутил цигарку, затянулся в раздумье.

Странно, что педантичные немцы допустили такой разрыв между бомбежкой и атакой. Вон саперы, моторные ребята, уже успели полазить на предполье и снова наспех набросали «ямки» [17] ЯМ-5 — советские противотанковые мины. по склону, где прошлась бомбовая серия.

Вахромеев вспомнил бои под Яковлевкой. Там однажды немцы выдали сюрприз: так же вот после бомбежки затянули начало атаки и в тот момент, когда пехота прилипла к брустверам, накрыли окопы залпами шестиствольных минометов. «Скрипухи» тогда буквально опустошили наши окопы…

Может, предупредить роту, дать ракету: «Воздух, в укрытия!» Так ведь не поверят архаровцы — в небе ни одного самолета. Да и непохоже, чтобы немцы готовили минометный залп, дистанция далековата.

Всходило солнце, буднично-ярко выкатывалось над дальними холмами. «Туго им придется, — с удовлетворением подумал Вахромеев о немцах. — Солнце-то будет слепить, бить прямо по смотровым щелям. Так им и надо, не за каким хреном лезть воевать, не продравши глаз». Он огорченно вспомнил про котелок с кашей, оставленный в блиндаже: не дали позавтракать, гады.

Спокойно оглядел ротные позиции. Над валиком брустверов тусклые пятна солдатских касок, кое-где видны под касками лица — неестественно белые, настороженно застывшие. Ближний справа окоп-ячейка почему-то пустует, его углубляли ночью вроде бы братья Прокопьевы… Куда они подевались?

— Да там они, на месте! Молятся, варнаки, — пояснил Егор Савушкин, перекусывая зубами конец проволоки на готовой гранатной связке. — Я надысь подглядел: вытягивают, значица, иконку и шуруют лбами по сырой земле-матушке. Однако помогает: у обоих до сих пор ни царапины.

— И ты, поди, молишься? — спросил Вахромеев.

— Не, я заговор творю про себя самого. Жёнка моя Авдотья научила. И потом, я, когда на фронт пошел, зуб медвежий под крыльцом зарыл. Вот это уж верное дело.

Вахромеев усмехнулся: не верил он ни в какие заговоры и молитвы. Столького успел насмотреться, смерть, она без разбору, никому и ни на какие квитанции сдачи не дает. Да и чего там стоят эти молитвы-заговоры, когда прет на тебя эдакая вот железная лавина, от одного грохота которой сразу чумеешь.

Чудно получается, едрит твою корень! С одной стороны — страшилища танки, а с другой — каски. Человек против машины, против брони. Его-то самого, можно сказать, шилом проткнуть — не задача, а он сидит в земле вбитым колом, и ведь держится! Не гранатами, не горючими бутылками — духом неуемным человеческим держится.

Оно похвально, конечно, но когда же, черт подери, начнем мы воевать на равных, чтобы танками против танков — на третий год война перевалила? «Старикам» — первому и второму взводу танки не страшны, даже если прорвутся; попадают на дно траншеи и чихать им на гусеницы (их загодя учили-утюжили в тыловых окопах наши тридцатьчетверки). Выдюжат ли новобранцы, необстрелянные, восемнадцатилетние? Их особенно много в третьем взводе.

Немцы наконец двинулись, перестраиваясь на ходу и набирая скорость. Уже ясно стал вырисовываться клин: впереди два лобастых «тигра», еще несколько «тигров» по острию; легкие T-IV в задних рядах и самоходки-«фердинанды» на флангах. Эти сразу же стали стрелять, но неприцельно, для острастки — снаряды ложились врассыпную на той стороне ручья.