Николай Иванов - Разговор с незнакомкой

Долго стояла она, онемев, уставившись в одну точку на замороженном стекле, пока силы не оставили ее, и она опустилась на холодный паркет.

— Боже мой, Петя, боже мой… — судорожно повторяла она спекшимися губами, вдавливаясь в пол своим горячим виском.

А потом, полураздетая, бежала, не зная куда, от своего дома. Какая-то сила гнала ее прочь. Она падала, хватая мерзлый, ранящий руки снег, подымалась и бежала дальше. И бежала потом назад.

— Боже мой, Петя, Машенька, боже мой… — причитала она, а встречный холодный ветер запечатывал ей рот, не давая вырваться крику.

Надежда Сергеевна, подходя уже к дому, вспомнила, что забыла купить цветную капусту, которую очень любил Петр. «Ах ты растеряха, растеряха!» — журила она себя мысленно. Но возвращаться на базар ей не хотелось. К тому же могла позвонить по междугородной дочка. «Ладно, как-нибудь простит…» — успокоила она себя, направляясь к парадному.

Много лет минуло со времен войны. Наденька, ставшая Надеждой Сергеевной, здорова и вполне счастлива. Но до сих пор время от времени ей мерещится сизоватый дымок и она ощущает крепкий и дурманящий запах табака. Хотя Петр давно не курит, и трубку свою он потерял еще на фронте.

Близился бархатный сезон. На улицах маленького южного города, на набережной и на пляже каждый день появлялись все новые и новые лица. Приезжие привычно оккупировали город, расселялись в уже обжитых некогда местах, занимали свои лежаки, очереди в раздевалках и кафе. Многие из них, едва успев ополоснуться в прибрежной волне, устремлялись к базару, набивали модные полиэтиленовые сумки виноградом, нежными, будто прозрачными грушами.

Почти ежедневно среди этой пестрой толпы, плавно движущейся вдоль торговых рядов, можно было встретить стройную женщину с прядями пепельных волос, выбивающимися из-под тонкого платка. В отличие от других, она молча, не торгуясь, покупала фрукты и, выбравшись из сутолоки, торопилась к остановке. Автобус увозил ее за город, петляя по крутой мощеной дороге мимо детских оздоровительных городков и дачных поселков.

Выйдя из машины, женщина шла по узкой тропе к невысокому холму. Поднявшись на крылечко дачи, она на несколько секунд замирала, словно собираясь с духом, и толкала дверь. Вместе с фруктами она привозила цветы. В дачном саду было изобилие роз и пионов. Она привозила ромашки. Ставила букет в вазу или в высокий стакан и несла в комнату мужа, чтобы заменить привядшие. Уже более месяца он лежал здесь, в своей комнате с окнами в сад. Недуг его был мучителен. Позади уже клиника — он сам настоял, чтобы его выписали, и они несколько дней провели у себя дома, в большом волжском городе. Потом он попросил увезти его сюда — к морю, где они прожили лучшие годы своей молодости.

Подойдя к двери, она снова на секунду застывает, а отворив ее, говорит бодрым, едва ли не веселым голосом, нараспев:

— «Я пришла к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало…»

Он старается улыбнуться и садится повыше, поправляя за спиной подушку. И тогда она присаживается рядом и рассказывает. Она рассказывает, что в городе много новых отпускников, что уже по-другому шумят деревья и море шумит иначе и что, может быть, скоро заштормит.

Потом они перебирают почту. Вместе с газетами ежедневно приходят письма. На большинстве конвертов лаконичная надпись: «Синегорск. Профессору Строганову». Пишут друзья, сотрудники кафедры полимеров, которой он руководит в университете, студенты.

Откладывая прочитанное письмо, она украдкой смотрит на мужа. Лицо его, несмотря на желтизну, все еще красиво. Широкий лоб почти без морщин. Они собрались возле серых и усталых глаз. В висках запуталась первая седина.

Когда от стопки остается всего два-три письма, она снова всматривается в него и замечает капельки пота на лбу и от подступившей боли сразу потемневшие глаза. Она быстро выходит из комнаты и возвращается с коробкой таблеток, тех, что дают только по особым рецептам. Он тихо отстраняет ее руку:

— Не надо, Маша. Попробуем потерпеть…

И они терпят.

Последнее письмо он торопливо берет у нее из рук. Разрывая конверт, жадно вглядывается в знакомый почерк.

— Маша, приедет Никитин, — говорит он, не отрываясь от письма. — Сегодня двадцать восьмое? Значит — завтра. А может быть, и сегодня, если самолетом…

— Он же собирался за границу?

— Отложили, наверное…

Профессор Никитин, хирург, уже дважды навещал их здесь. Он приезжал без предупреждения. Просто у дома останавливалась машина, и входил он, крупный, энергичный, пахнущий крепким табаком и дорогой. Поцеловав у хозяйки руку, он коротко спрашивал о делах, а затем уже шел обнять друга.