Валерий Жмак - Летчик Девятаев. Из фашистского ада – в небо!

Неплох был и сам мотор. Благодаря его мощности истребитель развивал отличную скорость и не уступал в этом параметре лучшим немецким самолетам.

Все «Аэрокобры», поступавшие в Советский Союз по закону о ленд-лизе, были оборудованы прекрасными радиостанциями, благодаря которым, как говорил Григорий Речкалов: «…Пилоты в группе могли общаться между собой, словно по телефону».

И отдельно советскими летчиками отмечалась потрясающая живучесть «американца». Самолет продолжал уверенно лететь с поврежденной обшивкой фюзеляжа и плоскостей. Нередко летчики возвращались на родной аэродром, как пелось в песне, «на одном крыле».

Но был у этой машины и один серьезный недостаток: она очень не любила, когда летчик покидал ее в воздухе. Увы, но это было так – небольшой просчет в конструкции стал причиной того, что если истребитель получал в бою сильные повреждения и пилоту приходилось прыгать с парашютом, то набегавший воздушный поток с силой швырял его на стабилизатор. Удар выходил ощутимый – порой летчики ломали себе кости и теряли сознание. Подобная напасть случилась с дважды Героем Советского Союза Дмитрием Глинкой, а годом ранее с Героем Советского Союза Николаем Искриным.

Сбросив аварийным рычагом дверцу, Девятаев вывалился из кабины «Аэрокобры». Подхваченный воздушным потоком, он скользнул по правому крылу самолета и… со всего маху ударился о стабилизатор. Боли и без того хватало: пулевое ранение, ожоги… А тут еще сильнейший удар коленом и головой.

Как рванул вытяжное кольцо, как болтался под раскрывшимся куполом и как приземлялся – он не помнил. Сознание то покидало его, то на короткие промежутки возвращалось.

Очнулся Михаил в полуразрушенной землянке. Точнее, в воронке от снаряда, прилетевшего точно в землянку.

Тело ныло от боли. Вокруг полумрак, странная тишина. Летчик осторожно ощупал себя. Ни шлемофона на голове, ни ремней, ни кобуры с пистолетом; пустые карманы галифе и гимнастерки. Сам он лежал на куче осыпавшегося грунта, сверху повисло несколько неотесанных бревен, ранее служивших потолочным перекрытием. Рядом с Девятаевым расположились двое незнакомых вояк. По виду – советские.

– Живой, браток? – спросил один, заметив привставшего Девятаева.

– Вроде живой. Где мы?

– В плену, браток. В плену у проклятой немчуры…

Два товарища по несчастью также оказались летчиками. Где и как приземлился на парашюте Девятаев, они не знали, потому что оба оказались в плену на сутки раньше него.

Чувствовал себя Михаил неважно. Одолевала слабость от кровопотери, болели ожоги на лице и руках, пулевое ранение в плече, ушиб правого колена и головы. Товарищи по мере возможности помогли, перетянув тряпицей руку повыше раны.

Через некоторое время немцы заставили пленных покинуть землянку и под конвоем куда-то повели. Путь оказался неблизким. По дороге к пленным летчикам добавилось полтора десятка пехотинцев, несколько артиллеристов и танкистов. Через два часа по пыльной грунтовке немецкие солдаты вели уже длинную колонну израненных и измученных советских военнопленных.

Так для Михаила Девятаева началась долгая и тяжелая жизнь в плену.

Шли несколько часов. Те, кто был поздоровее, помогали раненым и ослабшим товарищам. Хромавшего Михаила вели под руки все те же летчики. Голова у него кружилась, дыхание постоянно сбивалось. Сил не было, хотелось упасть у дороги, расслабиться, перевести дух. Но шедшие рядом с колонной немецкие солдаты постоянно покрикивали и подталкивали прикладами винтовок отстающих.

В те минуты, когда становилось полегче, Михаил старался восстановить трагические для себя события: как его сбил неожиданно повисший на хвосте фашист, как он покидал горящий самолет, как спускался на парашюте…

Увы, в памяти образовался глубочайший провал. Всплывали лишь отдельные и очень короткие фрагменты: застывшие картины рокового воздушного боя, щелчки пуль по фюзеляжу, фонарю и приборной панели, острая боль в плече, языки пламени из моторного отсека, сброс дверцы, подхвативший его упругий поток воздуха, удар, боль. И ничего больше.

Через несколько часов изнурительного пешего перехода колонну военнопленных остановили на краю небольшой деревни. Здесь же под брезентовым навесом раненых осмотрел и оказал первую помощь военный фельдшер.

Дожидаясь своей очереди, Девятаев прилег на землю – стоять сил совершенно не осталось.