Валерий Жмак - Летчик Девятаев. Из фашистского ада – в небо!

Фая тихо плакала. Михаил обнимал ее, успокаивал и обещал регулярно писать письма. Она не могла говорить, только кивала.

В левом нагрудном кармане его гимнастерки по соседству с документами лежала их общая фотография.

Западная акватория

Балтийского моря

8 февраля 1945 года

Скоростной «Хейнкель» летел довольно быстро. Установив моторам номинальный режим и поглядывая на приборы, Михаил удивился: самолет выдавал почти четыреста километров в час. Для бомбардировщика это было очень прилично, ведь «И-16» – первый истребитель Девятаева – летал ненамного быстрее.

В начале войны он от кого-то слышал, будто облегченную версию этого самолета немцы используют в качестве тяжелого истребителя. Ну а что? Если демонтировать все лишнее, включая бомбовое оборудование, уменьшить экипаж, а вооружение, наоборот, усилить, «Хейнкель», возможно, даст фору некоторым истребителям. И по скорости, и скороподъемности.

На номинальном режиме работы моторов Михаил пилотировал бомбардировщик около пятнадцати минут, тем не менее вокруг по-прежнему бурлило море – ни островка, ни клочка суши. Порой летчику представлялось, будто они уже не над Балтикой, а над Северным морем. «Эта чертовщина, эти навязчивые мысли – из-за плохой видимости, – успокаивал он себя. – При нормальной погоде я обязательно увидел бы шведский берег…»

Наверное, так бы оно и было. Но в случае улучшения погоды возрастала опасность того, что угнанный бомбардировщик заметил бы и кто-нибудь из немецких летчиков звена Гюнтера Хобома. И тогда беглецам пришлось бы туго.

Пока все складывалось нормально: укрощенный «Хейнкель» устойчиво шел на высоте ста пятидесяти – двухсот метров, изредка цепляя килями косматые облака; немецких истребителей ни Михаил, ни его друзья не наблюдали.

Практика слепых полетов по приборам у старшего лейтенанта Девятаева была небольшой, да и тяжелым бомбардировщиком до этого дня управлять ему не приходилось. Поэтому надолго в облака он соваться остерегался, намеренно придерживаясь их нижней кромки.

Прикинув время, он прошептал:

– Пора.

И повернув штурвал, ввел самолет в правый вираж.

Девятаев понимал: после объявления тревоги охрана концлагеря оперативно проведет проверку и быстро определит имена беглецов. А когда командованию аэродрома станет ясно, что «Густав» угнан советскими заключенными, в воздух моментально поднимется стая истребителей, которые ринутся в погоню в восточном и юго-восточном направлении. Куда же еще лететь бывшим советским воякам? Не в Скандинавию же! И уж тем более не к британцам.

Исходя из этих умозаключений, Девятаев не стал сразу поворачивать в сторону своей страны. Оценив запас горючего в баках (а его было более чем достаточно), он решил сначала пролететь несколько десятков километров в сторону Швеции – на север и северо-восток. Ведь над морем, да еще в плохую погоду, обнаружить одиночный самолет намного сложнее.

И вот теперь, по его мнению, настала пора доворачивать на юго-восток – туда, где находилась их советская Родина.

– Мужики! – крикнул он, выровняв самолет.

Из коридорчика показалась голова Кривоногова.

– Да, Миш!

– Обыщите отсеки. Нужна полетная карта!

– Понял! Сделаем!..

За несколько лет войны Девятаеву довелось полетать над приличной территорией европейской части Советского Союза. Он хорошо знал Белоруссию, Московскую, Тульскую, Тверскую, Воронежскую области, а также Украину и западную Кубань. А вот Восточная Померания и Пруссия, через которые ему предстояло лететь до линии фронта, оставались белыми пятнами. В этих краях он не бывал ни разу и не знал, как выглядит береговая полоса, над которой скоро предстояло лететь.

Пока он глядел на приборы, раздумывая, в каком же направлении безопасней всего продолжить полет, из соседнего отсека послышался встревоженный голос Соколова:

– Мишка, сзади немец!

– Один? – закрутил летчик головой.

– Да. Пока заметили только одного!

Вскоре Девятаев тоже увидел хищный контур «мессершмитта».

Резкое движение штурвала на себя. Самолет послушно поднимает нос и «врезается» в тяжелую серую облачность.

– Ушли. Хрен ты меня здесь достанешь, – тихо пробормотал Девятаев и для верности немного изменил курс.

Прошло несколько минут. Немецкий истребитель больше не появлялся, побоявшись лезть за «Хейнкелем» в густую облачность. Зато у Михаила в облаках начались неприятности. Ему и при нормальной видимости приходилось несладко с управлением незнакомой машиной. А уж когда в кабине и вокруг самолета стало темно, как ночью, то пилота и вовсе охватила дрожь. К тому же в плотной, насыщенной влагой облачности началась сильная болтанка.