Валерий Жмак - Летчик Девятаев. Из фашистского ада – в небо!

– Но я ведь отлично себя чувствую! – попытался возразить расстроенный майор. – Честное слово!

Она решительно мотнула головой:

– Нет. Скажите спасибо, что оставляем в армии. По-хорошему вас следовало бы немедленно комиссовать.

Майор хотел еще что-то сказать, но военврач его опередила:

– Свободны.

С понуро опущенной головой теперь уж бывший летчик бомбардировочной авиации поплелся к двери.

– Так… теперь вы…

Строгий взгляд вцепился в Девятаева. На столе оставалась последняя медицинская книжка. Женщина взяла ее, полистала…

Глядя на строгого председателя, которого в эвакогоспитале уважали и боялись все, Михаил буквально перестал дышать. «Ну, пожалуйста! Ну, что вам стоит, миленькая?! Пожалуйста, скажите, что годен без ограничений!» – молил он про себя.

Но внезапно услышал совсем другое.

После завершения лечения в эвакогоспитале № 361 лейтенант Девятаев был направлен на курсы переподготовки, расположенные здесь же в Казани. Спор со строгим военврачом первого ранга результатов не принес. «Для службы в истребительной авиации РККА не годен, – стояла недвусмысленная резолюция в медицинской книжке. Далее значилось: – Допущен к полетам на самолетах с максимальной скоростью не выше 150 километров в час».

Эта запись была сродни приговору. На таких скоростях летал лишь один старичок «У-2».

Свои первые шаги в небе Михаил делал на учебной модификации этого самолета. И вот теперь ему – боевому летчику-истребителю – предстояло вновь сесть за парту в учебной аудитории и проштудировать от начала до конца тактику с боевым применением тихоходного военного «У-2».

Снова жизнь Михаила потекла по накатанной когда-то колее: весь день он слушал преподавателей различных предметов, задавал вопросы, записывал лекции, отчитывался по пройденному материалу, выполнял практические работы и сдавал экзамены. А вечером спешил на свидание с любимой девушкой.

Все было неплохо, за исключением одного: его друзья-однополчане били в небе фрицев, а он изучал «У-2» и готовился продолжить войну на этом тихоходном аппарате.

Так продолжалось целых три месяца. В последних числах ноября Девятаев должен был окончить курсы переподготовки и отбыть к новому месту службы.

Примерно за неделю до окончания курсов Михаил в очередной раз прогуливался с Фаей по центру Казани. Осень выдалась теплой и сухой, лишь по ночам становилось прохладно, а с Волги дул пронизывающий ветерок.

В этот день молодой человек почему-то был молчалив и задумчив, словно готовился к важному событию в своей жизни. Когда настала пора прощаться, он хитро прищурился:

– Фаечка, а в твоем институте сотрудники пользуются спиртом?

– Странный вопрос, – пожала она плечиками. – Как в Институте микробиологии можно обойтись без спирта?

– Значит, ты можешь им разжиться?

– Ну, смотря в каком количестве. А зачем тебе?

– Да у друга намечается свадьба, а со спиртным сейчас – сама знаешь…

– Хорошо, постараюсь немного раздобыть. Когда он вам нужен?

– Завтра и пригодится.

– Ладно. Будет вам спирт…

На следующий день около семи часов вечера она, как всегда, возвращалась с работы домой. В сумочке лежал небольшой медицинский пузырек со спиртом. Пройдя через арку во двор, Фая вдруг увидела на крыльце плачущую маму. От удивления она даже сбавила шаг…

И вдруг все поняла.

Перед крыльцом стояли два молодых парня с большим букетом цветов. Фая узнала ребят – это были товарищи Михаила.

– Так это сваты! – рассмеялась она и поспешила к дому.

Конечно же, Фая дала согласие стать женой Михаила. 29 ноября 1942 года молодые отправились в ЗАГС и зарегистрировали свои отношения. Сразу после росписи они зашли в небольшое фотоателье, располагавшееся в соседнем здании.

Пожилой мастер, любуясь красивой парой, порхал вокруг, помогал, подсказывал. Наконец сделал несколько снимков.

Увы, но полноценного медового месяца у Михаила и Фаи не получилось. Через неделю лейтенант окончил курсы и вместе с остальными летчиками подал рапорт об отправке на фронт. Никаких отпусков в военное время не полагалось, и его распределили в воинскую авиационную часть подо Ржевом, куда он обязан был прибыть через сутки.

Молодые, только что ставшие мужем и женой, прощались на перроне железнодорожного вокзала.

Эшелон из теплушек, из госпитальных и пассажирских вагонов, а также из двух низких платформ с мешками и ящиками уже подали; вагон Михаила стоял прямо напротив будки с надписью «Кипяток». Почтенная женщина в белом фартуке поварским мерным черпаком раздавала кипяток пассажирам из длинной очереди. По другую сторону перрона, лязгая буферами и протяжно шипя тормозами, елозил легкий маневровый паровоз. Повсюду был народ: военные, гражданские, путейцы, патруль… Кто-то уезжал, кто-то провожал. Кого-то встречали. И никакой суеты, криков, истерики.