– Понял, прикрываю, – ответил он, направляя свой самолет за ведущим.
Опомнившись после первой атаки, немецкие бомбардировщики начали огрызаться – к советским истребителям потянулись пулеметные трассы. Уклоняясь от них, «Яки» влетели в самую гущу немецкого строя.
И в этот момент несколько пуль впились в обшивку машины Девятаева.
– Черт… – поморщился летчик, ощутив острую боль. – Зацепило…
– Мордвин, ты цел? Ответь, Мордвин! – забеспокоился ведущий.
– Ранен, – ответил Михаил.
– До дома дотянешь?
– Постараюсь.
– Понял. Выходим из боя. Возвращаемся…
Задача была выполнена. Потеряв строй и рассыпавшись в разные стороны, немецкие бомбардировщики сбрасывали бомбы куда попало и поворачивали на запад. Больше в этот день авианалетов на Москву не было.
* * *
Получив ранение, Девятаев угодил в госпиталь. До чего же ему было обидно находиться в далеком тылу на госпитальной койке, в то время как его товарищи били в небе врага!
Но деваться было некуда – рана оказалась серьезной, и начальник медицинской службы, производя ежедневный обход, подолгу задерживался возле молодого летчика.
За первую неделю спокойной и размеренной жизни Михаил отоспался, прибавил в весе несколько килограммов, посвежел. На десятый день он понял: долго в госпитале не продержится. А на тринадцатый, когда военврач пообещал полтора месяца реабилитации, решил: пора бежать на передовую – в свой полк.
И сбежал. В одном халате и тапочках.
Но первыми, кого он повстречал на просторах аэродрома, где базировался родной полк, были командир полка и комиссар.
– Девятаев?! – изумленно оглядел внешний вид подчиненного майор.
– Так точно. Вот… прибыл, – промямлил лейтенант, стыдливо поправляя полу халата.
– А где твоя форма? Где медицинские документы с заключением о годности?
– Нет документов, товарищ командир. Не отпускали меня. Пришлось сбежать.
– Ты что о себе возомнил, лейтенант?! – взвился майор. – Полагаешь, без тебя фашистскую сволочь не одолеем?!
Комиссар поддержал командира:
– Михаил Петрович, вас же все равно не допустят к полетам, пока не пройдете медицинскую комиссию. Так зачем же покидать госпиталь таким странным образом и в таком виде?
Молодой человек стоял, понурив голову. Да, начальство негодовало по делу – вину за собой он, конечно же, чувствовал. Но и оправдывающие обстоятельства у него имелись. Ведь не на гулянку же он рвался из госпиталя! Помочь хотел товарищам!
– Ладно, – успокоившись, поморщился комполка, – чего теперь глотку рвать?..
– Согласен, – едва заметно улыбнулся комиссар. – Не отправлять же его обратно.
– В общем, поступим так, Девятаев. Сейчас ты отправишься к полковому врачу и расскажешь ему все как есть. Пусть подумает, как вызволить из госпиталя твои вещи и побыстрее поставить тебя в строй.
– Слушаюсь, товарищ подполковник! – радостно выпалил Михаил.
– Только уговор: не торопиться. Сперва залечишь рану, потом пройдешь комиссию. И только тогда приступишь к полетам. Уяснил?
– Так точно!
* * *
Походить по земле-матушке, с завистью поглядывая, как летают товарищи, пришлось целых две недели. Тем не менее молодой организм быстро шел на поправку, и комиссию на допуск к полетам Девятаев прошел успешно.
Полк к этому времени получил два десятка новых самолетов, пополнился молодыми летчиками. Михаила после выздоровления определили в эскадрилью прославленного летчика – Владимира Боброва.
Владимир Иванович был всего на два года старше Девятаева, но так сложилось, что в 1936 году, когда юный Михаил еще только мечтал о небе, Бобров уже отправился добровольцем в Испанию, где очень быстро наловчился сбивать фашистских стервятников. О его мужестве и невиданной смелости не раз писали газеты испанских республиканцев. Всего советский ас уничтожил в Испании тринадцать вражеских самолетов и к началу Великой Отечественной войны имел огромный боевой опыт.
По старой привычке, взятой на вооружение еще в Испании, перед каждым боевым вылетом он повязывал на шею мягкую косынку. А когда его спрашивали, для чего она нужна, отвечал:
– Кто первый заметит в небе противника, тот захватит инициативу и получит преимущество. Противника надо искать постоянно – как только сел в машину. Впереди, слева, справа, сзади, снизу, сверху. В облаках, за облаками и под ними. Везде! И всегда! А шелковая косынка… Всегда ее подвязываю под ворот кожаной куртки и все равно натираю шею. Натираю, потому что каждый полет башкой верчу на триста шестьдесят градусов. А если перестану вертеть – снесут мне ее…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу