Валерий Жмак - Летчик Девятаев. Из фашистского ада – в небо!

Немецкие зенитчики и аэродромная обслуга приближались. У толпившихся позади пилотской кабины заключенных начали сдавать нервы.

– Мишка, б…, ты хочешь, чтоб мы все погибли?! Взлетай!..

Летчик почувствовал, как в спину уперся холодный клинок штыка от немецкого карабина.

– Да вы охренели?! – рявкнул он на товарищей. – А ну, два шага назад!

Те шарахнулись обратно.

Девятаев вернулся к управлению самолетом. Правая ладонь сжимала штурвал, левая была готова двинуть вперед рычаги раздельного управления моторами. Ноги на педалях тормозов. Сквозь круговое остекление кабины он глядел на окружавших самолет фашистов и скрипел зубами от накопившейся злости…

Решение в его голове уже созрело. Взлетать нужно только против ветра – в сторону моря. Чтоб наверняка! Но для этого он должен прорулить по всей длине взлетно-посадочной полосы и вернуться на исходную позицию. А это почти два километра!

– Вперед! – крикнул Михаил, увеличив обороты моторов и отпустив тормоза.

«Густав» сорвался с места. Переваливаясь на неровностях грунта, он вернулся на бетонку и на приличной скорости въехал в толпу гитлеровцев.

– Дави сволочей! – кричал позади Кривоногов. – Дави, Миша!

Не ожидавшие такого развития событий, немцы бросилась врассыпную. А самолет резво помчался к началу полосы…

– Минута! У нас одна минута! – шептал Девятаев, корректируя курс движения педалями. – Через минуту очухается аэродромная охрана, и нам конец!..

О том, что самолет захвачен заключенными, догадались лишь те гитлеровцы, что прибежали к месту его разворота на дальнем конце ВПП. Остальные пока пребывали в неведении. Тем не менее Михаил понимал: все внимание аэродромного персонала приковано к «Густаву».

А «Густав Антон» мчался к началу полосы, откуда взял свой первый завершившийся неудачей старт.

«Стрелять пока не будут. Кишка тонка, чтоб вот так взять и начать палить по личному самолету коменданта авиационного гарнизона. Приказ им нужен. Личный приказ коменданта! А его еще нужно дождаться. Лишь бы не перекрыли полосу грузовиками! – волнуясь, рассуждал Девятаев. И снова хмурился: – Получится взлететь или нет? Закрылки стоят во взлетном положении, но почему не вышло отдать штурвал от себя? Почему он не слушается? Неужели я настолько обессилил, что не могу одолеть сопротивление механизмов?..»

Он мельком оглянулся на товарищей, сидевших позади пилотского кресла в узком коридорчике бомбового отсека. Все были худые, бледные, изможденные. Кожа да кости. Среди остальных выделялся Володька Немченко – белорус, уроженец местечка Новобелицы, что напротив Гомеля через реку Сож. Шестнадцатилетним мальчишкой он был угнан фашистами на каторжные работы. Пытался бежать, но где там… Поймали и долго истязали. Во время пыток выбили ему один глаз, изуродовали лицо. В лагере смерти Володька стал до того худым, что полосатая роба висела на нем бесформенным мешком, а сам он походил на шестидесятилетнего старика. И весил не больше тридцати пяти килограммов.

«Вот и я небось такой же, – вздохнул Михаил. – Неудивительно, что не справился со штурвалом…»

Дежурившая у старта немка в черном комбинезоне продолжала шмалять в небо красными ракетами. Похоже, она догадывалась о захвате самолета, но сделать ничего не могла.

Не обращая на нее внимания, Девятаев подкатил самолет к торцу полосы и осторожно – чтоб опять не завалиться на крыло – начал разворачивать бомбардировщик носом к морю. Одновременно просунул в коридорчик руку и, нащупав кого-то из товарищей, дернул за воротник робы:

– Один вперед – на место штурмана.

На «лежанку», которую штатный штурман занимал в боевом положении, работая с бомбовым прицелом, проскользнул Володя Соколов.

– Еще двое сядьте рядом – будете помогать со штурвалом.

И этот приказ был моментально выполнен. Кривоногов и Кутергин уселись на штурманскую чашку. Оба относительно крепкие, с сильными и цепкими руками.

Все, больше ни секунды промедления!

Михаил дал полный газ и сразу отпустил тормоза.

Как и в первый раз, машина послушно сорвалась с места и побежала по бетонке, быстро набирая скорость.

Мелькающая под кабиной поверхность земли слилась в сплошную серую полосу.

«Пятьдесят… семьдесят… девяносто… Пора!..»

СССР

1941–1942 годы

Прибыв в авиационную истребительную часть, расположенную в Могилеве, Девятаев приступил к офицерской службе. Стало полегче, чем в Оренбургском училище, но забот не убавилось: наряды, полеты, ночные учебные тревоги, летние лагеря…