* * *
Была на исходе первая декада марта. В затишье солнышко пригревало, но вечерами и ночами было холодно. Весна шла поздняя. Несмотря на март, дули злые метели. Во время ночного дежурства некуда было деться от колючего снега и пронизывающего ветра. Плащ-палатка плохо помогала. Свист и вой пурги коварно убаюкивали. Глаза слипались, и голова клонилась на грудь. Сон обволакивал сознание липкой пеленой. Чтобы не заснуть, старались не стоять на месте. Но стоило остановиться на минуту, и сон опять наваливался свинцовой тяжестью.
После дежурства отдыхали в пещерах, выкопанных в стенках снежных траншей. Дежурили по часу, по два. К концу дежурства траншеи заметало почти доверху. Отдежурив, откапывали пещеры и будили напарников, забираясь на их место. По утрам устраивали аврал по расчистке траншей и раскопке заживо погребенных. И так ночь за ночью, день за днем.
Начальство, не считая взводного, не оставляло нас без внимания, навещало. Чаще приходил комиссар Васильев.
- Ну как, хлопцы, - спрашивал, - живем?
- Живем, товарищ комиссар! Вот только хлеба, соли и табачку маловато.
- Что поделаешь, ребята, война! Не к теще на блины приехали. Не нужно только падать духом, придет праздник и на нашу улицу. Все у нас будет. А пока - потуже пояса и побольше инициативы, - с мужской грубоватостью советовал он.
Иногда комиссар начинал рассказывать эпизоды из своей боевой жизни в Испании, где он пробыл больше года. Чуяли мы в его словах правдивость и убежденность, улавливали в его рассказах не только внешний ход событий, но и внутреннюю их закономерность. Меня поражала скромность комиссара. Себя он как-то обходил, выставлял сторонним очевидцем.
А его советом относительно собственной инициативы мы не преминули воспользоваться.
Когда он пришел к нам в следующий раз, мы обратились к нему с просьбой: «Разрешите у фрицев разжиться провизией!»
- Каким это образом вы собираетесь разжиться?
- Обоз фашистский на большаке подкараулим.
Подумав, он сказал:
- Так и быть, переговорю об этом с комбатом.
Навещало нас и бригадное начальство. Запомнилась встреча с полковником Курышевым и комиссаром Щербиной. Вызывают как-то меня в штаб батальона. «Не награду ли уж получать»,- подумал я и припустился к штабной избе. Вывернувшись из-за ее угла, оступился, попав ногой в запорошенную снегом воронку, и растянулся во весь рост.
- Чтобы тебе сдохнуть, собаке! - ругнулся я в адрес фюрера. И еще кое-что добавил… по щедрости русского сердца.
- Кого это вы, товарищ десантник, так ругаете? - раздался надо мной голос.
Глянув снизу вверх, я так и застыл. С добродушной усмешкой смотрели на меня комбриг и комиссар. Я сразу узнал их, хотя и вооружены и одеты они были неотличимо от десантников - в маскхалатах. Обретя наконец способность двигаться, я выпрыгнул из воронки и, стараясь скрыть смущение, замер по стойке «смирно», лихорадочно соображая, что ответить. А получилось в той же ругательной интонации:
- Адольфа косопузого, товарищ комбриг!
Этим прозвищем мы частенько крестили между собой Гитлера. Спохватился, что сказал лишнее, да уже поздно было. Держа руки по швам, стоял, ожидая разноса. Мыслимое ли дело - «выражаться» при начальстве..
- Ну и ну! - сказал комбриг, а комиссар рассмеялся и опять спросил:
- А как ты считаешь, разобьем мы фашистов или уж очень они сильны?
- Разделаем под орех и в Берлине побываем,- храбрился я.
- А все так думают? - улыбнулся комиссар.
«Разноса не будет», - обрадовался я и браво отрубил: - Все до одного, товарищ комиссар!
- Это хорошо, - сказали командиры и, посмотрев на меня, доброжелательно добавили: - Боевого счастья тебе, товарищ десантник!
А в штаб меня вызывал писарь. Ему, видите ли, нужно было уточнить мой домашний адрес, а по таким пустякам, как он выразился, ходить на «передок» у него не хватало времени.
- Вот гусь, а!
Прошло после дня три, когда к нам снова заявился комиссар роты и порадовал разрешением на вылазку.
Все наше отделение деятельно стало готовиться к рейду на большак, километрах в пятнадцати от нашего расположения. Подобрали лыжи по росту (их сбросили нам на парашютах), начистили автоматы (ими мы вооружились только что перед этим), набили патронами по три диска. Ко всему дополнительно вооружились трофейными парабеллумами. Двое суток отдыхали и отсыпались, а потом, в ночь на третьи, как только угасла вечерняя заря, отправились в путь. Отдохнувшие, шли ходко за сержантом Юрой, сверяя путь по компасу и карте. А ему-то, новгородскому лесничему, как свободно дышалось в лесу!..
Читать дальше