Под Сталинградом корпус выполнял глубокую операцию. Корпус рассек фронт немцев — собственно, они ударили не по немцам, а по итальянцам и рассекли их, как штыком. Они дали там и подвернувшимся под руку венграм, а когда немцы пытались закрыть прорыв своими танками, от этих танков тоже полетели клочья. По иронии судьбы в Сталинграде застряла 6-я армия немцев, та самая, которая окружила Киев. Ах, как это было здорово, хотя и дьявольски трудно, — отрезать Манштейна, который пробивался к ней, а потом, разделяя окруженные части, уничтожать их одну за другой, пока немцы не согласились поднять руки!
Теперь, под Курском, Гитлер хотел взять реванш за Сталинград. Фронт тут тоже изгибался дугой, и немцы хотели ударами с севера и юга, с концов дуги, срезать ее. Гитлер приказал бросить сюда лучшие части, лучшую технику и лучших командиров. Но Пономарев знал, что на этот раз у немцев ничего не получится. За дугой стояло три фронта, и на каждом были танковые корпуса и армии. Теперь было чем встретить немцев. Теперь можно было с ними потягаться. Теперь был не июнь сорок первого, а май сорок третьего.
…Разрезанный и грязный комбинезон Брюггель снял. Выбритый, умытый, причесанный, в почищенной форме офицера генштаба — красные лампасы на брюках — и заблестевших снова сапогах, он стоял у окна и смотрел поверх сосен. За соснами садилось солнце. Очевидно, ощущение чистоты и привычного порядка в одежде вернуло ему чувство собственного достоинства, которое было здорово растоптано десантниками, когда они тащили его через фронт. Брюггель выглядел спокойным и чуть печальным.
Пономарев сел за стол и жестом пригласил Брюггеля сесть напротив.
— Вас накормили?
— Да. Спасибо.
Начальник разведки передал Пономареву листки допроса.
Пономарев прочел их.
— Вы можете что-нибудь добавить к этому?
— Нет, пожалуй. — Брюггель подумал и откинулся на спинке стула — Все существенное я рассказал. Остальное — детали.
Пономарев передвинул на середину стола папиросы, спички, пепельницу.
— Курите. Игорь!
— Я, — ответил Игорь.
— Кури. Можешь сесть.
— Есть, — ответил Игорь. Сняв вещмешок, он уселся на лавке у двери, а шмайсер поставил между коленями.
Брюггель взял папиросу, помял ее в пальцах и слегка подул в мундштук.
— Помните? Провинциальный Саратов, теплая Волга? Я вас узнал сразу. Хорошее было время.
Пономарев, не поддерживая этих воспоминаний, отдал листки начальнику разведки.
— Сообщите в штаб армии.
Начальник разведки ушел, заговорщицки подмигнув Игорю.
— Вы рассказали очень много, — начал Пономарев. — Вы уверены, что готовится что-то большое?
— Судя по тому, что я видел, — да, — ответил Брюггель.
— Что ж, глазам такого разведчика нельзя не верить. — Пономарев положил руки на стол и сел удобней. — Странно только, что вы все это рассказали. Вы могли ограничиться меньшим — допустим, тем, что вы обязаны знать по службе. Но операция, которую вы обрисовали, должна повлиять на весь ход войны. Вы просто могли о ней не знать.
Брюггель согласно кивнул.
— Мог. Мог вообще ничего не говорить.
— И все-таки…
С грустной улыбкой Брюггель ответил неожиданно:
— Какой смысл молчать? Чем раньше все станет на свои места, тем лучше. Вы, надеюсь, это тоже понимаете.
— А-а-а, — Пономарев слегка наклонился над столом, чтобы лучше рассмотреть этого немца. Брюггель сидел к нему вполоборота, свесив свободно левую руку, а правой медленно подносил ко рту папиросу. Щеки у Брюггеля были гладкие, только несколько крупных морщин у прищуренного глаза да седина, перебравшаяся с виска выше, говорили о возрасте и о тех испытаниях, через которые Брюггелю, как и всякому разведчику, пришлось пройти. — Вы тоже не верите в победу Германии?.
— Почему «тоже»? — быстро спросил Брюггель.
— Не вы один в нее не верите. Теперь не вы один.
— Возможно, — согласился Брюггель.
— А раньше верили?
Брюггель долго не отвечал.
— И верил, и не верил. Точнее, иногда верил, иногда не верил.
— Вот как! Интересно. — Пономарев кулаком подпер подбородок. — Расскажите.
Уклониться от ответа было нельзя, наверное, уклониться было неприлично.
— Трагедия Германии — это начало войны с США. — Брюггель подумал. — И даже без США… Такие территории, такие коммуникации! Это же тысячи километров. Армии были поставлены невыполнимые задачи. Как, например, армии того же Паулюса…
— Кстати, а Паулюс оказался порядочным мерзавцем, — быстро вставил Пономарев.
Читать дальше