Пётр Селезнёв - Южный крест

Андрей шагнул вперед: фуфайка туго перепоясана, пистолет — впереди. Глаза лихие, смотрят весело и дерзко.

Жердин молча кивнул. И словно забыл.

— К универмагу стянуты отборные части, обороняться намерены, как видно, до последнего, — и опять глянул на Веригина: — На тебя, комбат, надеюсь особо. Помню с Северского Донца. А тот командир роты, что оборонял дом на площади, жив? Ага!.. Ну так вот… И ему передай. Мол, командующий надеется…

Генерал Жердин вдруг сбился со строгого тона, опустил плечи, поискал глазами на столе. Было похоже, ему сделалось вдруг неудобно.

— Генерал Паулюс для нас — не ахти какой клад. Но взять его должны все-таки мы! — Продолжая глядеть на стол, негромко спросил: — Федор Федорович, вам понятно?

Полковник Крутой ответил так же негромко:

— Мне все понятно, товарищ командующий.

А капитан Веригин чего-то еще ждал… Вроде и ждать было нечего, а он — ждал. Слова ли, взгляда…

Когда затеснотились у выхода, Добрынин и Крутой переглянулись, спрашивая друг у друга, как быть дальше. Не предложить ли командующему позавтракать?

А Жердин снял папаху и сел. Устало прикрыл глаза.

Перед мысленным взором встали сыновья, большие, рослые, непохожие. В солдатских шинелях. Колька — в солдатском, а на Ванюшке — генеральское. И шинель, и лампасы, и папаха.

Сейчас подумал: здоровы ли? Писем нет уже месяц.

Не знал еще, что в этот день Колька и Ванюшка стояли перед строгим офицером в политуправлении армии, просили взять их на войну добровольцами. Не знал еще генерал Жердин, что в этот день получит телеграмму от жены, а поздно вечером будет говорить по радио с Москвой. Он одобрит поступок сыновей и даст свое согласие.

Это будет последнее родительское слово. Не знал, да и не узнает никогда, что летом Николая убьют в первом же бою, как раз в тот день, когда убьют его самого, а Иван закончит войну старшим лейтенантом, будет учиться в академии и станет генералом.

Но об этом не узнает и мать.

Все произойдет, случится позже, потом, а сейчас предстояли решающие дни, последние бои в Сталинграде и еще — тяжелый, неприятный разговор с замполитом Забелиным…

Для чего-то переложил папаху с одного конца стола на другой, пригладил схваченные сединой волосы и на минуту замер. Даже зажмурился, словно не хотел, боялся увидеть лицо Забелина.

— Георгий Александрович, — тихо обратился Жердин. Он не открыл глаза, не шевельнулся, только кашлянул. — Как у вас дома?

Поднял голову, увидел лицо комиссара. Оно показалось незнакомым. Тот минуту молчал, как будто пытался понять, сообразить…

Потом, заикаясь сильнее обычного, сказал:

— У м-меня, с-собственно, нет никакого д-дома. То есть у меня к-квартира в Москве… С-семьи н-нет.

Последние слова Забелин выговорил тихо, приглушенно, словно одно лишь напоминание повергло его в ужас.

— Вот как, — сказал Жердин. Но нет, он не выговорил этих слов. Он подумал. — У меня имеется к вам разговор, Георгий Александрович. Пройдем ко мне. — И всегдашним жестким голосом проговорил: — Чтобы не мешать.

И уж в дверях, переступая порог блиндажа, обернулся к Добрынину:

— Сын как, поправляется? Ну, ну… Чтобы — никаких слов. Теперь я прикажу, так и передай ему, — сердито поморщился, натянул тугую перчатку. Поднял руку, до папахи не донес. — Готовность через два часа.

Майор Соболевский пропустил командующего и Забелина. Притворил дверь, заторопился следом.

Там, где траншея сворачивала на открытое, Жердин остановился. Не оборачиваясь, не глядя на комиссара, заговорил. Голос показался почти незнакомым. Может, оттого, что слова были жуткими: Нина тяжело ранена. Она хочет увидеть своего мужа.

Она считает его своим мужем!

Выходит, никогда ничего не было — только нелепость, только ошибка. Он оскорбил, опорочил… Она не стала оправдываться. Тогда решил — от виноватости. А Нина не была виновата ни в чем. Она приняла обвинение горделиво и молча, только ужаснулась, только не захотела больше говорить. Уехала в другой город…

Генерал Жердин видел, что Забелин взволнован, не находит слов. Но, может быть, ранение не так уж опасно… А почему он сказал, что нет семьи?

Словно пытаясь оправдать себя, Забелин спросил:

— Как ф-фамилия? Какую ф-фамилию н-носит?..

Жердин вспылил:

— Вы что, нездоровы? Командующий фронтом сообщил: майор медицинской службы Забелина Нина Александровна! Забыли свою фамилию? Вот, кстати, записка от вашей жены. Как так — нет семьи? Вы должны немедленно выехать!