Пётр Селезнёв - Южный крест

Еще утром, в штабе армии, ознакомившись с обстановкой, полковник Добрынин пришел к заключению, что больших событий ждать не следует, бои носят частный характер. Но генерал Жердин предупредил…

Встреча с Жердиным была настолько неожиданной, что Иван Степанович не успел даже обрадоваться: генерал-лейтенант, командующий армией… В гражданскую плечом к плечу ходили в штыки, пополам делили кусок хлеба, два года сидели за одним столом в пехотном училище… Потом расстались, потеряли друг друга. Последние пять лет о нем не было ни слуху ни духу. И вот — нежданно-негаданно…

Едва оглядели друг друга, выпили по рюмке водки — срочный вызов в штаб фронта. Уже садясь в машину и подавая руку, Жердин сказал:

— Еду вот, а на душе — мутно. Не верится как-то, но боюсь… — И не договорил. Мотнул головой — остановил самого себя. Как будто для откровенных мыслей еще не наступило время. По лицу скользнула виноватая улыбка. Но тут же погасил ее, сцепил брови: — Дам тебе хорошего ординарца!.. Учти: по старой дружбе. Остался сиротой от генерала Смирнова. Две недели назад… Вон стоит, видишь?

Добрынин взял солдата. Больше для того, чтобы не огорчить Жердина. В дивизию ехали молча, без сопровождающего. «Чего боится Жердин? О чем хотел сказать?..»

Наверху гудело, блиндаж вздрагивал, остро воняло керосиновой гарью.

Добрынин переложил телефонную трубку из одной руки в другую:

— Я слушаю. — И вдруг почувствовал раздражение. — Слушаю! — повторил он.

В трубке ухало, дребезжала мембрана. С другого конца провода голос пробивался медлительный, спокойный:

— Сосед справа сообщил, что его атакуют танки и мотопехота силами двух полков. Атаку поддерживает… Вы слышите? Атаку поддерживает авиация.

Голос пропал. Наверху, казалось над самым блиндажом, завыл пикировщик. Одиноко, точно выговаривая «Дай, дай, дай!..», торопилась зенитная пушка.

— Связи нет, — сказал Добрынин.

В дверь просунулся капитан в артиллерийской фуражке, отчетливо произнес:

— Лейтенант из триста тринадцатого!

Он посторонился. Двое бойцов под руки ввели, почти внесли, лейтенанта. Шинель от плеча до пояса разорвана, голова запорошена землей, глаза широко раскрыты, неподвижны, по щеке, по насохшей темной стежке, медленно сползала свежая кровица. Лейтенант повел глазами, нашел Суровцева, потянулся к нему. Добрынин приказал:

— Врача. Быстро!

Лейтенант остановил на нем мутный взгляд и снова повел головой в сторону начальника штаба.

— Говорите, — сказал Добрынин.

Не дожидаясь врача, артиллерийский капитан стал перевязывать раненого. И все время поднимал голову, точно хотел увидеть сквозь бревна, что делается наверху.

— В девять ноль-ноль противник атаковал… — невнятно, глухо сказал лейтенант. — Танки… — Судорожно, со стоном глотнул воду, которую поднесли ему, заспешил, забулькал горлом: — Командир полка просит… Командир полка считает — противник намерен захватить предмостье.

И, словно решив, что говорить ничего больше не надо, уронил голову. Изо рта показалась розовая пена.

Именно в эту минуту, слушая связного, Добрынин особенно ясно понял, что положения более трудного для себя придумать невозможно. Еще не принял дивизию — и должен командовать. Не знает ничего о противнике. Не знаком с командирами полков, в глаза не видел начальника политотдела. Ему известно только, что дивизия стоит на предмостном крае обороны, в тылу у нее безымянная речушка. Основной оборонительный рубеж проходит по восточному берегу, но позиция тем и важна, что затруднит немцам форсирование реки в случае наступления на этом участке. В общем — плохая позиция. Но без особой нужды оставлять ее не следует. Жердин приказал держаться. Отходить на основной оборонительный рубеж в случае крайней нужды…

А где этот край?..

Телефонисты повторяли в углу позывные. Штаб армии не отвечал. Было похоже — немцы замышляют серьезное. Во всяком случае, это не разведка боем. Опять стало слышно, как торопится, догоняет скорострельная пушка. Буханье словно подсказывало, предупреждало, что всякое промедление, малейшая оплошность или нерешительность могут обернуться для дивизии поражением…

Надо было принимать немедленное решение. И — устоять. Во что бы то ни стало удержать позиции.

Сейчас, когда положение дивизии, а скорее его собственное положение, выходило за рамки общеизвестных правил, надо было свернуть с проторенной стежки…

Полковник Добрынин вышел из блиндажа. Прямо у входа дымилась воронка, двое солдат волоком тащили на плащ-палатке раненого, а пожилой старшина, сидя на зарядном ящике, бинтовал раненую ногу. Увидев полковника, попытался встать. Добрынин махнул рукой: сиди.