Пётр Селезнёв - Южный крест

И другой голос, сзади:

— Веригин, это ты?

Полковник Крутой… Ну да, Крутой. Тяжеловато повернулся, рука — под козырек:

— Товарищ гвардии полковник!

— Ладно, ладно… Какие доклады? Все сам знаю. Вон, принимай.

Веригин увидел людей позади командира полка, услышал сдержанный говор и смешки. Вся траншея — битком. Что это?

— Принимай. Шестьдесят человек морских пехотинцев да еще восемьдесят два… Рота! Но и спрос будет! Что там саперы?

В землянке полковник Крутой указывал в план, в изрисованный лист:

— Рванете дом и — вперед! Держать фланги поставь своих. К рассвету чтобы вот где!.. Ты понял — вот! Сейчас придут Добрынин и Забелин. Тебе все ясно?

— Ясно, — кивнул Веригин.

Помолчали, посмотрели друг на друга, не сказали больше ни слова. Но подумали, кажется, об одном: живы агарковцы или не живы? Анисимов, Лихарев, Семен Коблов… В бою каждый стоит пятерых. Киев, Харьков, задонский плацдарм… Таких в полку, в дивизии осталось немного.

Обо всех, о каждом бойце из группы Михаила Агаркова в батальоне говорят, не перестают… А вот чтобы помянуть про Добрынина, про сына командира дивизии, — нет. Словно страшатся. Оно и впрямь: твой сын погибает в двухстах шагах, и ничего нельзя поделать.

Говорить об этом — язык присыхает.

Капитан Веригин понимает, что ему отдали последний армейский резерв. Батальон должен прорвать вражескую оборону, обеспечить фланги, закрепиться на новом рубеже.

Выходят из землянки одновременно. Полковник Крутой поддерживает Андрея под руку.

Звездное небо кажется близким. Стреляют не густо, но не сказать чтобы лениво. С той и с другой стороны взблескивают, тянутся и гаснут трассирующие пули. Нет-нет да цвиркнет рядом, возле уха: ю-юик!.. Цвик, цвик!.. Надо держать голову пониже.

— Распорядись, — говорит Крутой, — времени в обрез.

Капитан Веригин и сам знает: в обрез. Он отдает распоряжение, вызывает командиров рот и взводов: сейчас же на КП батальона.

— Товарищ комбат!..

Все тот же сапер. Ах да… Обещал. Капитан Веригин спохватывается, идет в землянку, приносит две фляжки.

— Вот, чистый. Чтобы порожние вернули. Ясно?

Сапер тянет руку под козырек:

— Товарищ комбат!

— Давай, давай! Хорошо взорвете — за мной не пропадет. Вот командир полка — свидетель.

Полковник Крутой рассердился: нашел понятого…

— Спасибо, товарищ комбат. После взрыва разрешите нам сразу же к себе. Потому как приказано…

— Отпусти, — сказал Крутой, — у них дел хватает.

В траншее сделалось вроде бы просторней, говор затих. И стрельба поредела. Как будто все насторожились и прислушались. И чей-то спешный, с придыхом, голос:

— Сюда, сюда, товарищ комдив.

Капитан Веригин плечом почувствовал, как выпрямился командир полка. Осторожно кашлянул. Ну да, комдив Добрынин.

У капитана Веригина метнулось в голове: сын ведь…

Подошли трое, остановились. Сделалось тесно и неудобно. Полковник Крутой стал докладывать медлительным голосом. А капитан Веригин старался и почему-то не мог разобрать слов. А точнее, привычные слова доклада показались ему лишними, совсем ненужными. Потому что главное будет через час. Нет, должно быть, через полчаса.

— Комбат Веригин где? — спрашивает Добрынин. Голос резкий. Вслед за таким голосом ждешь выстрела. — Капитан Веригин!

Андрей делает шаг вперед, привычно берет под козырек. Но слова не идут, слов нет. Они застряли, забылись, пропали.

Нет слов, потому что — сын. Надо, чтобы люди были живы. Вот что надо. А не слова.

Полковник Добрынин что-то говорит. Андрей знает: о сыне командир дивизии не скажет ни слова…

Капитан Веригин делает еще полшага:

— Товарищ комдив, я поведу сам! Разрешите!

И голос Добрынина:

— Давай, комбат.

Оказывается, у Добрынина обычный голос. Как всегда. Только с хрипотцой.

Надо обеспечить фланги, выйти на рубеж и закрепиться. Вот что главное. Или что там еще? Ах да: были бы ребята живы…

В темном холодном подвале живых осталось семеро.

Тот первый день, когда вышли в тыл противника через тоннель и заняли круговую оборону, отошел, отодвинулся далеко, дни и ночи потянулись нестерпимо долго, от цигарки до цигарки, от сухаря до сухаря, от одной атаки до другой. Они были не просто в тылу противника, а в тесном кольце. Их обложили в ста метрах по кругу. В первые дни немцы пытались взять нахрапом. По тому, как гнали в атаку своих солдат, было заметно, что немецкие командиры встревожены так, словно здесь, на этом участке, будет решена судьба шестой армии. А капитан Веригин кричал по телефону: