Фатех Ниязи - Солдаты без оружия

С того дня Павел и Сабир начали заниматься с Сережей. Евдокия Васильевна, прослышав про это, сперва встревожилась, но потом привыкла. Сережины успехи в учебе доставляли ей радость. Однажды она сказала бойцам:

— Может, и племяшей моих поучите, Галю с Колей? Ровесники они с сыном моим…

Павел и Сабир согласились. Сказали только, что без учебников, тетрадей и письменных принадлежностей трудновато ребятам будет. А о том, что это может быть опасно, умолчали. Но Евдокия Васильевна сама сказала:

— Язык на замке держать племяши умеют, понимают, что к чему. Взрослые нынче дети, — и тяжело вздохнула.

Через неделю она принесла несколько общих тетрадей и две коробки цветных карандашей, которые ей удалось где-то раздобыть.

— А букварь мы сами сделаем, — сказал Сабир. — Были бы тетради…

Развернув перед собой Сережину книжку, он принялся при тусклом свете коптилки перерисовывать картинки в тетрадь. Там, где были печатные буквы, он выводил печатные, прописи — прописью. Рисунки он скопировал мастерски, получилось, как в настоящем букваре.

Вскоре подпольную советскую школу в селе стали посещать и соседские ребятишки. Учеников набралось пятнадцать, и каждому Сабир изготовил самодельный букварь.

— Школа у нас образцовая, все отличники и ударники, — говорил Павел. — Ни одного троечника.

Детишки и вправду учились с большой охотой, выполняли все задания. К избе Евдокии Васильевны пробирались тайком, по одному, но всегда к строго определенному часу. Павел и Сабир учили их не только грамоте, но и мужеству и любви к Родине, ненависти к врагам, говорили о том, что недалек день освобождения и полного разгрома фашизма, рассказывали о несгибаемой воле советских людей, о лагере военнопленных, из которого они бежали, не склонив голову перед врагами. Да они и сами олицетворяли собой волю и стойкость советских воинов…

Наступил ноябрь 1943 года. Фашисты вывесили приказ, запрещающий жителям села появляться на улицах без специального пропуска. Тот, кто нарушит приказ, будет расстрелян на месте. Оккупанты боялись приближающегося праздника — двадцать шестой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.

Занятия в школе пришлось прервать. Теперь один только Сережа проводил в подполе у своих учителей целые дни.

— Неужто так и будем сидеть сложа руки? — злился Павел. — Как мыши в подвале. Неужто ничего но придумаем, чтоб отметить праздник?

Сабир, машинально листавший самодельный букварь, вдруг воскликнул:

— Придумал!

— Что? — обернулись к нему Павел и Сережа.

Сабир показал на портрет Ленина:

— Я перерисую портрет Владимира Ильича Ленина несколько раз, а ты напишешь под ним поздравление с праздником Октября…

— Ну и что дальше?

— А дальше Сережа с товарищами ночью расклеит портреты по селу.

— Молодец, здорово придумал, дружище! — Павел хлопнул Сабира по плечу. — Это будет нашим подарком друзьям!

— И гостинцем посильнее бомб и гранат фашистам, — засмеялся Сабир.

В канун праздника несколько портретов Ленина были готовы. Поздно вечером друзья передали их Сереже и его брату Коле. С ними пошла и Галя.

— Только, глядите, осторожнее, не попадитесь, — напутствовал ребятишек Павел.

Ребята ушли.

— Надо бы нам самим пойти, да с нашими ранами все провалим, — добавил Сабир и вспомнил слова Евдокии Васильевны: «Взрослые нынче дети».

Евдокия Васильевна ничего не знала. На заре, спустившись в подпол с котелком постного борща, она пожаловалась, что Сережа не вернулся домой.

— Наверное, заночевал у Коли с Галей, — сказал Павел, скрывая охватившую его тревогу.

— Одна надежда… — вздохнула Евдокия Васильевна. — Неспокойно у меня на сердце, боюсь за него. Немцы чем-то встревожены, лютуют, ироды…

— Ничего, придет и наш праздник, — ответил Сабир.

— Ох, скорее бы!..

В это время на улице грохнули выстрелы.

— Это еще что за напасть! — всполошилась Евдокия Васильевна, кинувшись наверх.

Но стрельба сразу прекратилась. Воцарилась тишина. Павел и Сабир не находили себе места. Неужели что-нибудь случилось с ребятами? Не в них ли стреляли?

Время тянулось медленно, минута казалась часом. Наконец скрипнули над головой половицы, еще через мгновение в подпол спустился Сережа.

— Со щитом? — спросил Павел.

— Порядок! — радостно отозвался мальчик.

У бойцов отлегло от сердца.

— Все портреты расклеили, — возбужденно рассказывал Сережа. — Один даже на забор старосты, фашистского прихвостня. Прямо рядом с фрицевским приказом. Кто утром мимо пройдет — полюбуется.