И действительно, наши разведчики удачно проникли вместе с Машенькой в деревню Сухая Балка, добыли нужные сведения и даже привели двух «языков» — гитлеровских вояк, которые дополнили своими показаниями данные разведки.
С тех пор Машенька стала часто ходить с нашими бойцами в гитлеровский тыл, а потом — и одна и всегда успешно выполняла задания. Всякий раз, как она возвращалась, мы облегченно вздыхали и окружали ее тесным кругом, расспрашивая, что она видела и слышала. Мы стали называть ее сталинградкой. Так и обращались:
— Ну, милая сталинградка…
К сожалению, ей не пришлось дожить до победного завершения Сталинградской битвы. Однажды она пошла на разведку в деревню Ерзовка и, увы, не вернулась. Мы казнили себя за это и клялись вновь и вновь не знать пощады к жестокому и подлому врагу.
После освобождения Ерзовки жители села рассказали нам, что ее задержали немецкие часовые и привели в избу к своему офицеру. Фашисты, оказывается, давно искали человека, который провел бы их в тыл к нашим. Офицер топал ногами, кричал, что повесит Машеньку как партизанку и шпионку, избивал ее и тыкал горящим концом сигареты в лицо. Тогда Машенька пошла на хитрость: сказала, что ладно, проведет, лишь бы не били больше.
Следующая ночь выдалась темной, и Машенька повела гитлеровцев оврагами, которыми пришла. Офицер ни на шаг не отставал от нее. Но Машеньке все-таки удалось обмануть его. Завидев впереди копну сена, в которой спрятала, перед тем как идти в село, гранату, она шепнула офицеру:
— Ложитесь, тут надо ползком…
Фашисты залегли. Машенька поползла вперед. Она успела взять гранату и сказала гитлеровцам:
— Теперь вставайте, не бойтесь.
А едва те поднялись, Машенька выдернула из гранаты кольцо и метнула им под ноги. Взрывом убило четырех фашистов, в том числе и офицера, нескольких ранило. Но кто-то из гитлеровцев успел выпустить в отважную девочку автоматную очередь.
Своих фашисты наутро похоронили, а тело Машеньки оставили в овраге на съедение степным зверям. Но ночью кто-то из жителей села пробрался туда с риском для жизни и предал тело девочки земле. Холмика насыпать не стал, пометил лишь то место камнями.
Мы, однополчане Машеньки, перезахоронили ее в центре Ерзовки, на площади возле бывшего клуба, где до войны размещался и сельсовет. Говорю «бывшего» потому, что фашисты, удирая, взорвали здание.
На могиле, украсив ее цветами, мы поставили деревянный обелиск, на котором написали масляной краской:
«Вечная слава тебе, отважная сталинградка Машенька Мельникова!
Родилась 15 марта 1930 года. Пала смертью храбрых 21 октября 1943 года».
Трижды просалютовав оружейными залпами, мы пошли вперед, на запад, громя врага, и те, кому выпало счастье дойти до Берлина, вспомнили там наряду с другими павшими друзьями и имя Машеньки Мельниковой, написав ее имя на одной из колонн фашистского рейхстага.
Перевод Л. Кандинова.
Тетушка Холис проводила на фронт троих из пятерых сыновей. Мужа ее тоже мобилизовали — отправили в составе рабочего батальона на Урал. Хоть и была в те годы много моложе и крепче, да все равно, оставшись с двумя малыми детьми на руках, хлебнула лиха, даже теперь не могла вспоминать без горьких слез.
— Если бы не пришли на помощь школьники, не знаю, что и было бы, — говорит тетушка Холис.
И вправду тяжело было кормить и одевать двух пятилетних малышей-близнецов Хасана и Хусейна. Пособия, которое получала как мать фронтовиков, едва хватало на хлеб, который давали по карточкам. А тут еще вернулся муж, отморозив на Урале ноги, лежал в госпитале — не пойдешь же навещать с пустыми руками?!
Словом, не знала тетушка Холис, что делать и как быть. Устроилась на работу в артель, где шили для воинов белье и одеяла, но не с кем было оставлять дома детей и приходилось с собой их водить. Но какая это работа, если дети мешают? А как им тяжело вставать по утрам, еще в сумерках, особенно в промозглые зимние месяцы!..
Тетушка Холис уже подумывала уйти из артели и заняться каким-нибудь надомным трудом, однако, вернувшись как-то вечером с работы, увидела, что ее ждут четверо ребят-пионеров.
— Тетя, мы пришли из школы помочь вам, — сказал один из них, высокий, круглолицый Сайфи.
Тетушка Холис удивилась. Не зная, что сказать, она недоуменно уставилась на пионеров и лишь потом, некоторое время спустя вымолвила:
— Я не знаю… Я никого не просила о помощи… Кто вас послал?
Читать дальше