Мальчик подтвердил:
— Да, учитель был такой же черноволосый, только худой…
Сафо положил руку на плечи мальчугану:
— Ты о каком учителе говоришь, сынок?
— Повесили их вчера фашисты, — вздохнула женщина, утирая концом старого рваного платка выступившие на глаза слезы.
— Они были учителями?
— Один учил арифметике, другой — читать и писать, — сказал мальчик.
— Покажи свою книгу, сынок, — печально произнесла женщина.
Коля протянул Сангинову книгу, которую держал под мышкой. Она была точной копией той, что лейтенант подобрал на снегу возле тяжелораненого Сережи. Такая же тетрадь в переплете из двух фанерных дощечек, так же расписанная и разрисованная от руки.
— Откуда она у тебя? — спросил Сангинов.
— Дядя Сабир переписал ее с настоящего букваря, — ответил Коля.
— С настоящего? И чей был настоящий букварь?
— Сережин. Сережа был старостой нашего класса.
Лейтенант достал из планшета букварь.
— Вот Сережин букварь, — сказал он и, рассказав, что Сережа тяжело ранен и находится в санчасти, спросил: — А ты разве не знал этого?
— Нет, мы скрывались от фашистов в лесу, — сказала мать Коли. — Только вернулись и узнали… — Она снова приложила конец платка к глазам.
— А вы их знали лично? — продолжал допытываться Сангинов.
— Да как же не знать… — ответила женщина.
И она рассказала лейтенанту, что появились они в селе прошлой зимой, оба бежали из фашистского плена. У одного была ампутирована рука, у другого обморожена левая ступня. Добраться до советских войск они были не в состоянии, да к тому же стояли сильные морозы, почти под сорок градусов. Не то что идти — дышать было трудно. Они настолько измучились, промерзли, что в полночь постучались в первую же избу.
Женщина впустила их, обогрела, накормила и потом, уже когда кричали вторые петухи, сказала:
— Здесь вам оставаться опасно. Вокруг немцы рыщут.
— Что же нам делать, Марья Васильевна? Идти дальше нет мочи… — В глазах у русоволосого была смертельная тоска.
Его друг сидел, опустив голову.
— Я сейчас сбегаю в одно место, поспрошаю, — ответила женщина. — Вы посидите тут тихонечко, может, и устроится.
Бойцы, ожидая ее, задремали на скамейке, обласканные теплом русской печи.
Вернулась хозяйка.
— Идемте. Отсюда вас к сестре. Тут недалеко, тоже у околицы.
— Верное место? — спросил безрукий.
— Вернее некуда. Сестра работает посудомойкой в немецкой столовой и стирает белье их офицерам.
Солдаты нахмурились.
— Не бойтесь, — сказала Марья Васильевна. — Не выдаст.
С трудом поднявшись, солдаты побрели следом за женщиной. Она провела их огородами к избе сестры, Евдокии Васильевны. Сестры помогли бойцам спуститься в подпол, приготовили постель — солому, покрытую дерюгой.
— Уж не обессудьте, — горько усмехнулась Евдокия Васильевна. — Начисто обобрали ироды, одну дерюгу и оставили.
Так остались Павел и Сабир жить у нее в подполье. Таясь от всех, она ухаживала за ними, как за родными, делилась с ними едой, которая часто состояла из двух-трех кусков черствого хлеба да нескольких вареных картофелин. Сабира беспокоила обмороженная нога, и Евдокия Васильевна раздобыла у немцев мазь и бинты, оказала ему посильную помощь.
Однажды в подпол спустился мальчуган, принесший чугунок с картошкой.
— Мама не может прийти, — сказал он. — Мне велела.
— Значит, ты и есть Сережа? — спросил Павел: Евдокия Васильевна рассказывала солдатам о сыне.
— Я, — ответил мальчик.
— Ты все у дяди пропадаешь? — вставил Сабир.
— Не. Когда мамка посылает только, тогда хожу. Он картошки нам немножко отсыпал.
— Девятый год, мать говорила, тебе?
— Восемь с половиной.
— В школу бы как раз ходить… — вздохнул Сабир.
— Читать-писать умеешь? — спросил Павел.
— Нет…
— Давай-ка учить его грамоте, Сабир, — предложил Павел. — Нам занятие, да и мальцу польза. Хочешь учиться, Сережа?
— Хочу, — кивнул мальчик. — У меня даже букварь есть.
— Букварь?! Откуда?
— Мама купила, когда собирала меня в школу… А тут война началась, мы спрятали его. Принести?
Сережа пропадал долго — видно, далеко запрятал букварь. Книга была аккуратно обернута, новенькая, сорок первого года издания.
— Мы с мамкой боялись, как бы кто не увидел, — сказал Сережа.
— Почему? — поинтересовался Павел.
— Если фашисты пронюхают, всех нас убьют.
— Будь спокоен, раз но пронюхали до сих пор, не пронюхают и теперь, — успокоил мальчугана Сабир.
Читать дальше