— Тут и попался?
— Ага. Я им — «здорово!», они мне — по шее. Накинулись, как тигры. Автомат отобрали, руки связали, погнали вперед. На радостях, что попал в руки к своим, спорить не стал, иду, не обращаю внимания на их насмешки. Притащили в землянку к своему взводному, а тот давай названивать во все четыре стороны и докладывать, что взяли фашистского разведчика, переодетого в советскую форму. Ну, а остальное сам знаешь.
…В ту ночь мы так и не уснули. На рассвете машина привезла почту. Сумка Хуррама вновь наполнилась письмами.
— Да, а где ты добыл эту немецкую сумку? — спросил я.
— Старшина подарил. Когда был в партизанах, добыл. Моя порвалась — вот он и дал эту. Хорошая сумка, прочная.
— Носи, носи, — сказал старшина. — Только смотри, братец, больше в плен к своим не попадайся.
— А мне этот плен выгодой обернулся, — весело ответил Хуррам.
— Какой еще выгодой? — недоуменно посмотрел на него старшина.
— Вот, нашел своего друга…
Мы обнялись и расцеловались.
— Ну, до встречи, — сказал Хуррам.
Он поправил на плече автомат, на другое повесил тяжелую сумку и зашагал к передовой…
Перевод Л. Кандинова.
Осенний вечер 1942 года. Порывы холодного ветра проносятся над серой оголенной землей, срывают с мест и гонят комья засохшей глины, сухие листья. Все это несется, летит по земле, кое-где взвивается столбом, поднимается к холодному и серому, как земля, небу. А в небе тяжело бегут облака, клубятся, теснят друг друга, и через их плотную завесу пробивается мерцающий свет нескольких звезд. Трассирующие пули и ракеты чертят на низком небосклоне разноцветные кривые.
В те дни у нас на фронте было довольно тихо, если не считать мелких перестрелок, то и дело вспыхивавших с обеих сторон. Видимо, немцы выдохлись, а наши не тревожили их до поры до времени.
— Мы здесь как в санатории. На побывку домой попроситься, что ли, — шутили между собой солдаты, которым действовала на нервы затянувшаяся выжидательная тишина.
Но тишина эта была обманчивой. В те дни и ночи под волжским небом, то затянутым плотной завесой облаков, то усеянным звездами, шла подготовка к прорыву…
Мы с Андреем идем на передовую. Ветер рвет полы шинелей, отталкивает назад, больно сечет лицо.
Политотдел армии поручил нам провести беседы среди бойцов на передней линии обороны, рассказать им, что подготовка прорыва подходит к концу, что скоро начнутся решительные бои. Симаков должен был выполнить это задание среди русских, украинских и белорусских бойцов, а я — среди бойцов Средней Азии.
Миновав пустынное поле, мы подошли к траншее, ведущей к линии фронта. Траншея была глубокая, почти в человеческий рост. Мы спустились в нее и дальше шли уже спокойно, только чуть-чуть пригнувшись. Над нами со свистом проносились трассирующие пули. Взрывы снарядов и мин слышались все ближе и ближе.
Пройдя шагов пятьсот — шестьсот, мы оказались у развилки. Вдруг мне показалось, что из темной глубины ходов, откуда-то издалека, доносятся звуки родной таджикской мелодии. Это было так неожиданно, что я остановился.
— Ты чего, к земле примерз? — окликнул меня Андрей.
Я отмахнулся.
— Тише ты!..
Мы замерли. Ветер и война свистели над нашими головами, и я никак не мог понять, откуда доносится поразившая меня песня. Она слышалась то совсем отчетливо, то заглушалась грохотом снарядов и терялась в вое осеннего ветра.
— Что случилось? — опять спросил Андрей, пристально вглядываясь в темноту.
Он, видно, решил, что я обнаружил следы противника, и весь напрягся.
— Слышишь? — прошептал я в ответ.
Андрей задержал дыхание и прислушался, но, кроме обычных для передовой звуков, ничего не уловил и пожал плечами.
— Музыку слышишь?
— Музыку? Какую музыку? — Андрей рассердился. — Ты что, разыгрывать вздумал?
В наступившей тишине ясно донеслось:
По горе, словно козы, ручьи бегут,
Хасанджон!
Тюльпанами, розами склоны цветут,
Хасанджон!
Я боялся дохнуть. Голос певицы вдруг пропал, но через минуту, как бы в ответ на мое страстное желание, снова зазвенела дойра, нежно и переливчато заиграл най, и невидимая певица продолжала:
Приходи, на лугу попляшем с тобой,
Хасанджон!
Я — газель в горах, ты — олень золотой,
Хасанджон!
Я стоял бы так без конца и слушал слова родной речи, но Андрей взял меня за руку и решительно свернул налево. Я неохотно пошел за ним. Музыка слышалась все глуше и глуше. Я уже хотел повернуть назад, как вдруг впереди послышались шаги, показался солдат с автоматом.
Читать дальше