— Входи, приятель, входи, — сказал Заки, поднимаясь мне навстречу. Мы крепко пожали друг другу руки.
— Так что за птица мой земляк? — спросил я, когда расселись вокруг грубо сколоченного стола.
— Хороший парень, — улыбнулся Мавлянов. — Я ведь знаю его, капитан, уже без малого год. Он служил у меня во взводе связи. Все время на передовой. Трижды был ранен, вновь возвращался… Нет, четырежды. В четвертый раз тяжело, думали — не выживет. А он вернулся, тогда перевели где полегче, в полевую почту. Хотели посадить на рассортировку, он доказал, что может быть письмоносцем. — Мавлянов улыбнулся. — Еще связистом однажды ходил к фрицам в тыл и, когда полз обратно, попал к нашим в «плен».
— Следовательно, мои разведчики недаром приняли его за немца? — сказал подполковник Калашников тоном, в котором сквозило явное желание выгородить своих бойцов, отнесшихся к Хурраму — чего уж греха таить! — далеко не лучшим образом.
— Он и вправду похож на европейца, — засмеялся Мавлянов. — Хотите расскажу, как попал в «плен»?
— Ну, ну…
— Получили однажды приказ подключиться к телефонной связи противника, взять ее под контроль. Отобрали трех бойцов и отправили к фрицам в тыл с необходимой аппаратурой. Один из них — этот твой земляк, капитан, Хуррам Истамов. Чтобы обмануть немцев, мы нарядили своих связистов в их форму — и стоило Хурраму появиться в этой форме, как все мы оторопели — до того был похож на немца, что неожиданно подоспевший ко времени выхода связистов на задание начальник штаба дивизии отчитал нас и приказал немедленно, под мою личную ответственность доставить «языка» в штаб. Каково, а? — усмехнулся Мавлянов. Представив Хуррама в фашистской форме, я едва удержался от смеха. Майор, глянув на меня, тотчас же поднялся с места и среди хранившихся под подушкой папок и бумаг отыскал пакет с фотографиями, отобрал одну и протянул нам с Калашниковым. На снимке были изображены трое в полевой форме немецких солдат, в середине стоял Хуррам. Тот, кто не знал его, никогда бы не признал за таджика.
— В таком вот облачении бродили по тылам противника четверо суток и отлично справились с заданием, — продолжал Мавлянов. — Благодаря им мы почти целый месяц перехватывали переговоры немцев, были, так сказать, в курсе всех их планов и замыслов.
— Ну, и наградили наших за этот подвиг?
Майор понимающе усмехнулся.
— Дело в том, что мы чуть не потеряли Хуррама, — сказал он.
— Как так?
— А так… Двое бойцов, уходивших с ним, на четвертый день налетели на мины и погибли. Хуррам был ранен в ноги. Вечером пятого дня полил дождь. Хуррам сбился с дороги и, как сегодня, попался в руки нашим разведчикам из соседней части. Приняли его за фрица, связали и притащили к себе в окоп. А он — ругаться. И до того крепко ругался, что не стерпел один из них, чуть было не застрелил. К счастью, подошел кто-то из офицеров, велел отвести к нам в штаб. Так он попал в «плен»… Но храбр, храбр парень! — восхищенно воскликнул Мавлянов. — Четыре раза ходил в тыл к противнику, задания выполнял — лучше некуда! Награжден орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу».
— Ну, а теперь, как же теперь, служа в полевой почте, он оказался в тылу у врага? — нетерпеливо произнес я.
— Вот это и выяснял майор целое утро, — сказал подполковник Калашников.
— Нес письма в нашу штурмовую группу, которая несколько дней назад отбила у немцев важные позиции, — пояснил Мавлянов и в ответ на мой вопрос: «В какой же части служит Хуррам?» — добавил: — Эта часть еще в прошлом месяце была передана соседней армии.
Радуясь за Хуррама, я жаждал увидеться с ним и услышать продолжение рассказа из его уст. Как он трое суток находился в тылу у противника? Почему не доставил письма адресатам? Неужто ж не смог внятно и толково объяснить, кто он и откуда?
На все эти вопросы ни Калашников, ни Мавлянов ответить, естественно, не могли.
Ответить мог лишь сам Хуррам.
III
Надо сказать, интерес мой был вызван не только тем, что Хуррам оказался другом детства, но и служебным долгом. Являясь представителем штаба армии, будучи политработником, я был обязан изучать все, что касалось наших воинов, и, анализируя те или иные факты, явления и тенденции, обобщать и представлять по инстанции командованию.
Мне пришлось на несколько дней задержаться в дивизии, подождать, пока Хуррама подлечат. Эти дни я провел в полках и батальонах, в окопах среди бойцов.
Дня через четыре собрался наконец в санчасть. Каково же было мое изумление, когда я узнал, что Хуррама и след простыл. Врачи и санитары в один голос утверждали: он ссылался на майора Мавлянова, выписался с его помощью, так и не долечившись.
Читать дальше