Фатех Ниязи - Солдаты без оружия

— Куда он отправился? — спросил я.

— Кто знает…

— Майор Мавлянов приходил за ним?

— Нет, вроде бы его посыльный.

— Так он же, наверное, обманул вас, договорился с кем-то из бойцов, чтоб выдал себя за посыльного.

— Может быть, и так… Ну, попадется мне! — рассердился главный врач.

Я улыбнулся. Уходя оттуда, столкнулся с русоволосой кудрявой медсестрой, которая принимала Хуррама в санчасть.

— Письмо получили? — спросила она.

— Какое письмо?

— От того товарища, вашего…

— Нет, не получал.

Девушка отыскала письмо. Я торопливо развернул «треугольник».

Хуррам писал:

«Извините, товарищ капитан, не смог Вас дождаться. Учитывая, что адресаты живут ожиданием вестей из дома, я старался любым путем вырваться из «плена» и поскорей доставить письма. Если выберете время, черкните несколько слов. Мой адрес: Полевая почта 1237/2 «И». С приветом, Ваш земляк Хуррам-той».

Письмо обрадовало меня. Оно вновь навеяло воспоминания детства. Как прекрасно было то далекое теперь время! Как безоблачно, радостно и весело протекало оно! Какие только не придумывали мы игры! Играли и в войну. Строгали себе из досок, веток и прутьев боевых коней, винтовки, маузеры и сабли и с утра и до вечера гонялись за «басмачами». Хуррам числился у нас пулеметчиком. Он тайком выносил из дому отцову колотушку и стучал ею, изображая длинные и короткие «очереди», заслышав тарахтенье «пулемета», «басмачи», конечно же, разбегались.

Да, счастливое было время… Я вдруг вспомнил, что мы тогда действительно прозвали Хуррама «Хуррам-той», так как был он резв и горяч, силен и вынослив… Ну, ни дать ни взять, истинный той — жеребенок.

Где он теперь? Надо, очевидно, сходить к майору Мавлянову, он, наверное, знает.

Майора, однако, я не застал — он ушел на передовую. Не было на месте и подполковника Калашникова. В конце концов решил вернуться в штаб армии и там по адресу, оставленному Хуррамом, уточнить расположение его части. Тут уж я его найду хоть на краю света.

Выбраться к нему удалось примерно через неделю. Полевая почта пряталась среди развалин населенного пункта, покинутого жителями. Я спустился в выложенный кирпичом подвал и увидел высокого мужчину, который, согнувшись над покосившимся громадным столом, разбирал груды писем.

— Я из штаба армии, — сказал я, протянув ему удостоверение личности. — Ищу Истамова Хуррама.

Он внимательно изучил документ, потом сказал:

— Истамов пошел с почтой.

— И надолго?

— А бог его знает.

— Но до вечера вернется?

— Хорошо, если вернется завтра.

— Так долго?

— Так долго. Пока не вручит письма лично адресатам, он не возвращается.

Упоминание о письмах стало той ниточкой, которая помогла завязать разговор с мужчиной. Желая узнать о том, как повел себя Хуррам после возвращения из санчасти и доставил ли он письма, бывшие у него в немецкой сумке, я спросил:

— А он не рассказывал, как из-за своего усердия чуть не пропал?

— Знаю. Пропадал дней шесть-семь, потом, однако, вернулся и доставил письма по назначению.

— И давно доставил?

— Два дня назад. Этот парень телом железа крепче, а душой — камня.

— Мы с ним с одной улицы, — сказал я.

Мужчина улыбнулся и только теперь, глянув на меня, предложил сесть.

Я сел.

— Удивительный он парень, ваш друг, — продолжал мужчина. — День смотришь — веселее человека нет, а на другой — нос повесил, ходит хмурый. «Что с тобою, браток?» — спрашиваю. А у него, верите, в глазах слезы: «Эх, товарищ старшина, незавидная доля у почтальона. Сегодня опять выбыло несколько адресатов. Навечно выбыло. Тяжелый сегодня день…»

Старшина произнес это и вздохнул.

Мы помолчали.

— Хуррам и в детство был сердобольным, — нарушил я затянувшуюся паузу.

— Да, он человечный… Мы с ним сейчас как братья. Никого у меня не осталось, один я. От грудного ребенка до жены с матерью — всех фашисты порешили…

— Откуда вы родом?

— Из Гомеля, Белоруссии. Сперва в партизанах был. Потом ранило тяжело, отправили самолетом на Большую землю, а после госпиталя — сюда, сортировщиком…

Старшина заварил чай, достал хлеб, банку тушенки. Предложил мне остаться ночевать, дождаться Хуррама. Я согласился.

Но и наутро Хуррам не вернулся.

— Ну, а если он опять запропастился дней на пять-шесть? — нетерпеливо спрашивал я старшину.

Старшина усмехался:

— Ничего, подождите, товарищ капитан. Нас ведь такое начальство, как вы, навещает раз в год, да и то по обещанию.