Оуэн Дэмпси - Белая роза, Черный лес [litres]

Джон уже вышел во двор. У нее лишь несколько секунд…

На стенах темнели прямоугольные пятна. Часы в прихожей отбили одиннадцать. Девушка шагнула к полкам. Фотографии, висевшие раньше на стенах, теперь внизу, в шкатулке. Франка открыла ее, взяла черно-белые снимки и вышла.

Джон сел на пассажирское место, Франка – за руль. Мотор, прежде чем завестись, пару раз чихнул. Свет от фар едва пронизывал темноту, освещая лишь небольшое пространство.

– Ты хорошо знаешь дорогу?

– Первые несколько километров – да, потом будешь подсказывать.

Джон вынул из кармана карту и стал водить по ней фонариком. Свет бросал на бумагу зеленоватые круги.

Франка чувствовала себя разбитой, но старалась держать себя в руках. Об отдыхе нечего и мечтать.

Ехали в молчании, очень медленно. Джон смотрел по сторонам, держа наготове пистолет. Порой приходилось останавливаться и объезжать густые заросли. Черный лес как будто решил поглотить проложенные в нем дороги. Путь, который Франка запомнила с детства, был почти непроходим. Чем дальше они продвигались, тем больше чувствовался натиск природы на привычный мир человека. Это рождало ощущение безопасности.

Заехав в очередной тупик, Франка нарушила молчание. Машину окружала стена темных деревьев. Было почти пять утра.

– Сможем проехать дальше? – спросила Франка.

– Если только вернуться и объехать. По карте понять не могу.

– А где мы?

– По-моему, Бюрхау прямо впереди по курсу.

В последний раз Франка навещала дедушкиного брата много лет назад. Тогда она весело здоровалась с каждым, мимо кого проезжала на велосипеде; теперь нацисты приучили людей не доверять друг другу. Доверие подразумевает свободные разговоры, а именно их нацисты боятся больше всего.

– Деревня совсем маленькая, – заметил Джон. – Несколько домов. Как думаешь, здесь есть посты или патрули?

– Не знаю. Солдат везде полно.

Джон не смог полностью открыть дверцу – так густо росли здесь деревья. По этой дороге машины явно не ездили много лет. Он пробрался через небольшую рощу и увидел домики на склоне холма. Блестели под луной покатые крыши. Все было недвижно, не светилось ни одно окно. Джон вернулся к машине.

Франка выключила мотор и пересела на пассажирское сиденье. Джон забрался в машину.

– Темно, тихо, постов не видно. Вроде все спокойно.

Во мраке лицо Франки казалось светлым пятном.

– А твой дядя – человек надежный? Нам нельзя рисковать.

– Герман уже не выходит из дому, и я знаю, где у него запасной ключ.

– Когда ты в последний раз его там видела?

– В тридцать восьмом, и он, я уверена, там и лежит. Поговорю с дядей утром. А ты прячься. Даже дяде Герману незачем знать, что я не одна.

Они вышли из машины. Несколько минут закидывали ее ветками. Иллюзий не строили – если кто-то подойдет близко, машину обязательно заметит. Потом надели рюкзаки и пошли, стараясь держаться поближе к деревьям.

Франка шла впереди; на вершине холма она остановилась. Темнота и тишина. За прошедшие годы деревня не изменилась совершенно. Особенно радовало отсутствие нацистских флагов. Как будто национал-социалисты сюда еще не добрались. Когда Франка была здесь в последний раз, в деревне жили человек пятьдесят, и вряд ли число жителей с тех пор увеличилось.

Девушка махнула Джону, и они стали спускаться. Ноги проваливались в снег до колена. Двести метров одолели за несколько минут.

Тетя Лотти умерла еще в двадцатые. Отец Франки говорил, что от разбитого сердца. От печали по убитым на прошлой войне сыновьям.

Приложив палец к губам, Франка сунула руку под цветочный горшок справа от деревянной двери. Джон понимающе кивнул, и через секунду она вставила ключ в замок. Дверь с негромким скрипом открылась. Девушка замерла, прислушиваясь. Дом был такой же, каким она его помнила, – старый и облезлый. Она повела Джона вверх по лестнице. Ковер, переживший не одну тысячу шагов, местами протерся почти до дыр. Франка и Джон старались идти по краю, но ступеньки все равно скрипели. Дядина спальня выходила прямо на лестницу. Оттуда доносился стариковский храп. Франка провела Джона к двери в конце коридора и, осторожно положив пальцы на дверную ручку, словно та могла рассыпаться от прикосновения, тихонько ее повернула.

В комнате, если не считать пыли, царил порядок. Кровать стояла заправленная.

– Комната дяди Отто. Можем здесь отдохнуть.

– А дядя Герман?

– Думаю, он уже много лет сюда не заходит. Я с ним сама разберусь. Здесь мы в безопасности.