Владимир Рыбин - Холодный апрель

А потом Александр обратил внимание, что и продавцы, мужчины и женщины, тоже в большинстве восточного облика, то ли турки, то ли арабы, то ли еще кто. Похоже было, что восточные рабочие, которых в ФРГ в каждом городе тысячи и тысячи, и есть главные организаторы базара, а степенные немцы просто отдают им на распродажу свое барахло, старое и новое. Старье было интересней магазинной новизны, поскольку в нем хорошо просматривался быт почтенных штутгартских бюргеров. На это стоило посмотреть, этого не увидишь ни в одном музее. И Александр ходил от прилавка к прилавку, от лотка к лотку, рассматривая, трогая множество вещей, бесцеремонно отмахиваясь от назойливых продавцов.

Потом он долго копался в старых книгах, искал что-нибудь на русском языке. Ничего не нашел и расстроился: если не продавали, значит, нет на них тут спроса, значит, Советский Союз для всех этих людей «терра инкогнита» — страна неведомая, все равно что Луна? И значит, всякий, кто захочет оболгать нашу страну в своих нечистых целях, может это сделать и некому будет возразить, оспорить? Словно холодным ветром обдало, так стало знобко. Поверилось вдруг, что эти господа из оружейной лавки могут заморочить голову своим согражданам баснями о русской агрессивности, русской неполноценности и вновь, как было уже дважды в этом веке, напялить на них солдатские каски и откопать вроде бы уже давно похороненный пресловутый «Drang nach Osten».

И снова, который раз за эту поездку, почувствовал Александр тяжесть своего добровольного миссионерства. Если бы русских было тут побольше, если бы общаться почаще, работать вместе и вспоминать не столько периоды конфронтации, до двадцатого века все же довольно редкие и краткие, а взаимные контакты, торговые, научные, культурные, политические, до недавнего достаточно длительные, если бы осуществилось все это, с какой надеждой взглянули бы в будущее народы Европы, а может, и всего мира!..

Если бы да кабы!..

Он пошел назад к оружейной лавке, но та оказалась запертой. Разнокалиберные пистолеты и револьверы лежали в витрине, и странно было видеть боевое оружие столь доступным, никем не охраняемым. Стоя у витрины, Александр вспомнил группку вызывающе одетых юнцов, за которыми шел до этой оружейной лавки и о которых тут начисто забыл. И подумал, что, может, не случайно они шли сюда. Эти юнцы, и оружие в витрине, и рассуждающий господинчик с сигаретой, — соединение всего этого показалось ему знаменательно зловещим. Из таких вот оболтусов, воображающих о себе невесть что, готовых протестовать во имя голого протеста, рассуждающие господинчики запросто вылепят новых громил-чернорубашечников. И с невероятной ощутимостью вдруг представилось Александру бесформенное, безликое существо, поминутно изрыгающее из своего грязного чрева разного рода панков, поп-эстрадников, сексбитников, авантюристов-авангардистов, модернистов всех мастей, чтобы заполонили мир, обесчеловечили, чтобы всех превратили в таких же штампованных роботов, безмозглых и бесчувственных исполнителей чужой воли. Страшно!

Он мотнул головой и огляделся. Никто на него не обращал внимания. Проходили мимо пожилые и молодые немцы и немки, как ему показалось, равнодушные ко всему. Словно все они были так заняты собой, что и видели, ничего не видя, и слышали не слыша. Страшно! Пустота грядет в этом мире, пустота! Люди опустошаются мелочным, необязательным, нечеловеческим.

Он вышел на Кёнигштрассе, и холод прошел у него меж лопаток: еще недавно такая оживленная центральная улица была совершенно пуста. Ни бродячих циркачей, музыкантов, певцов, художников, ни зевак и покупателей, — никого. Не вдруг понял он причину: уже третий час и все магазины закрыты. Только вдали, где Кёнигштрассе выходила на площадь, мельтешили толпы: видно, туда, на площадь, стекался весь люд после закрытия магазинов. И за белыми столиками, где еще недавно было так много любителей пива, теперь сидел лишь один-единственный сгорбившийся человек в толстом свитере. Александр сел на тяжелый стул с белой плетеной спинкой, вытянул ноги и закрыл глаза, приходя в себя.

— Битте? — услышал вкрадчивый голос.

Официант стоял возле него, неизвестно откуда взявшийся, словно материализовавшийся из пустоты.

— Пиво, пожалуйста, — попросил Александр.

Официант исчез. Александр снова закрыл глаза, но через минуту услышал другой голос, хрипловатый, игривый:

— Простите, здесь свободно?

Не открывая глаз, он хотел сказать, что тут везде свободно, но все же взглянул на спрашивавшего и увидел пастора Штайнерта.